На суше и на море - 1961

Колыванов тоже рассматривал бывшего сослуживца и все радостнее улыбался. Усадив Чеботарева на диван, он присел на стул, хлопнул гостя по колену и весело спросил:

— Обедал?

— Вчера, — усмехнулся Чеботарев.

И, приняв эту игру, Колыванов тоже усмехнулся:

— Ну, браги, дружба, нет. Ее только к праздникам варят, а водка найдется!

— Как же вы живете, Борис Петрович? — осторожно спросил Чеботарев.

— А я, дружба, еще не жил, все воюю, — устало сказал Колыванов и как будто рассердился на себя за эти слова.

Чеботарев исподтишка оглядел комнату. Она была почти пуста: только два стола, заваленные горами чертежей, два стула, гардероб да диван, на котором Колыванов, по-видимому, спал. Дверцы гардероба приоткрыты, и было видно, что он пустой. Инженерный китель и шинель висели у двери на гвозде.

— Что ж, Вася, начнем с обеда, а разговоры отложим на вечер, — сказал Колыванов и, чуть повысив голос, позвал: — Мама!

В комнату вошла еще не старая женщина, такая же крупная, как и Колыванов, одетая в широкое темное платье. Близорукие, чуть раскосые глаза были с любопытством и приязнью обращены на гостя, и Чеботарев торопливо встал.

— Анастасия Егоровна! — воскликнул он. — Так вот вы какая!

— Какая уж есть, сынок! Позволь тебя так и называть, как в письмах величала. А вот ты никак не похож на мальчонку, каким мне представлялся! Вишь, в какого детину вымахал! А мнилось мне, что ты еще все маленький да худенький. Приголубить бы, так не дотянешься!

— А вы мне и были матерью, Анастасия Егоровна! — взволнованно ответил Чеботарев.

Со странным волнением вспомнил он те времена, когда пятнадцатилетним юнцом попал к майору Колыванову одинокий мальчишка на трудных дорогах войны. Майор Колыванов не только обогрел и накормил его, но и записал в свой батальон. Правда, Чеботареву не пришлось ходить в разведку, совершать подвиги — батальон у майора был особый, железнодорожный, — но уж поучиться мастерству пришлось, да еще как! Майор и тогда не любил бездельников и неумех. А тут еще письма с далекого Урала, материнские советы Анастасии Егоровны, ох как нужны были в те годы Ваське Чеботареву ласковые слова! А вот увидеться пришлось только теперь.

— Ну, пожалуйте к столу, — певуче произнесла она, чуть растягивая окончания слов.

Когда сели за стол, уставленный тарелками с домашними соленьями, Чеботарев спросил:

— А где же ваша супруга, Борис Петрович?

Колыванов поднял на него глаза, в них промелькнуло страдание. Он склонился к тарелке и ответил:

— Она в отъезде. Я ведь писал тебе, кажется, что она последнее время в Управлении работает…

— Вот жаль, — сказал Чеботарев, вспоминая, что когда-то Колыванов обещал познакомить его с женой и со всеми домашними.

— Когда же она вернется?

— Боюсь, не скоро, — ответил Колыванов, поднимая рюмку водки. И, словно поясняя, что имеет в виду, добавил: — Мы ведь с тобой теперь вместе начнем воевать, если, конечно, ты согласен, а война наша будет в горах и в болотах, довольно далеко отсюда. Так что ей, пожалуй, к нам и не добраться.

Анастасия Егоровна перебила сына, подвигая блюдо с жареным мясом.

— Кушайте, Васенька, Боря глухаря промыслил вчера. Будто знал, что гость будет…

— А как же не знал? — подтвердил Колыванов. — Конечно, знал. Не знал, в какой день, но знал, что приедет…

Он посмотрел на Чеботарева, и снова ясная улыбка украсила его лицо. Оно стало мирным и спокойным, как будто эта встреча утешила Колыванова. Василий подумал: «Нет, все будет в порядке! Если инженера и расстроили какие-нибудь неувязки в его деле, то вдвоем они их безусловно преодолеют, а дальше все будет хорошо», — и, поднимая рюмку, весело воскликнул:

— За победу, Борис Петрович!

— Что ж, выпьем за победу! — ответил Колыванов. — За это можно выпить и повторить!

3

Устроив гостя отдохнуть, Колыванов вернулся к себе, собираясь поработать. Но прошло полчаса, час, а он все сидел, странно неподвижный, за письменным столом, глядя на схему будущей железной дороги. Мать, удивленная полной тишиной в комнате сына, дважды заглядывала к нему. Он слышал скрип двери, робкие шаги, но не поворачивал головы. Казалось, лавина воспоминаний, связанных с приездом гостя, обрушилась на Колыванова.