На суше и на море - 1961

И так было грустно это прощание среди мертвого леса, что каждый невольно вернулся мыслями к прошлому. И очень хотелось понять прошлое Чеботареву, который меньше всех знал о тайных причинах, заставивших их предпринять этот тяжкий, почти трагический поход.

2

А начиналось все так хорошо!

Тряский грузовик наконец прибыл на место. Чеботарев легко спрыгнул на землю, пока другие пассажиры, неловко навалившись на борт, искали ногами колесо. Чеботарев, насмешливо оглядывая попутчиков, сказал:

— Вот и видно, граждане, что вы на целине не бывали! Там за такую посадку-высадку вас любой бригадир забраковал бы…

Длинношеий, сутулый, с маленьким, словно печеным, личиком человек, всю дорогу недовольно косившийся на Чеботарева, зло пробормотал:

— А здесь тебе не целина? Двести верст ни дома, ни дыма!

— Но и хлеб на такой целине не сеют, не жнут, на чужом живут! — поддразнил Чеботарев неполюбившегося ему человека. Тот промолчал, а его сосед, пожилой, с широким, добродушным лицом, на котором постоянно теплилась улыбка, остановил Чеботарева:

— Ладно, ладно, герой, не храбрись! Есть и у нас места, где на каждого молодца свой страх живет. Скажи лучше, по какому делу пожаловал? Кто же ты есть, человек божий, обшитый кожей, на наших не похожий?

И тут пассажиры, неторопливо разбиравшие свои пожитки, как-то все сразу обернулись к Чеботареву. Чеботарев торопливо одернул широкое пальто из добротного драпа, поправил кепку с большим козырьком и вдруг обратил внимание на то, что его спутники одеты иначе. И мужчины и женщины были в коротких, до колен, куртках, в ватных штанах, заправленных в сапоги.

— А я в гости к бывшему моему начальнику, — объяснил он, будто и впрямь признал за ними право задавать такие вопросы. — не скажете ли, где тут улица Десятидворка, дом двести десять?

Он огляделся.

Вокруг стояли одинаковые деревянные дома в два этажа, с двумя подъездами.

К площади, где остановился грузовик, доставивший Чеботарева и других пассажиров, сходились все улицы, и тут же невдалеке виднелся черный лес. Да и на улицах еще остались огромные сучковатые деревья, напоминавшие о том недалеком времени, когда на месте города была тайга.

Среди деревянных домов выделялись два-три каменных здания. Это были школа, почта, пожарное депо. Возле реки возвышалась огромная кирпичная труба. Чеботарев, указав на нее рукой, спросил добродушного старика:

— А там что за индустрия?

Старик как-будто оскорбился бесцеремонным вопросом и коротко ответил:

— Городская баня…

— Вот тебе и на! — воскликнул Чеботарев и тут же осекся. Старик глядел с такой презрительной улыбкой, что Чеботарев растерялся.

— Наша индустрия, парень, без труб, однако государству приносит большой доход. Так-то, молодой человек.

— Да что же здесь за индустрия? — недоуменно, но уже почтительно спросил Чеботарев.

— Секретная, — строго ответил старик, хотя улыбчатые морщинки снова ожили на его широком лице. — Будешь здесь жить — сам узнаешь.

— А где тут дом двести десять? — уже совсем смущенно спросил Чеботарев, теряя весь свой задор.

Старик торжественно указал на группу домов, которые стояли особняком.

— Почему же двести десять, если тут и всех-то домов десяток?

— Шифр… — туманно ответил старик. — Иди, парень, в угловой дом, он и будет двести десятый. Кого тебе там надобно?

— Товарища Колыванова.

— Бориса Петровича? — оживился старик. — Он теперь больной начальник. Железную дорогу строит.

Высокий мужчина с длинной шеей неодобрительно повел выпуклыми глазами, крякнул и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Да, понаехали железнодорожнички! Век мы их не видали и тоже не пням молились, а теперь целый год они жируют, и что-то я до сей поры ни одной рельсы не видел…

Опрятно одетая молодайка с красивым и злым лицом пренебрежительно ответила ему:

— Погоди, заставят просеку рубить да карьеры лопатить — не то увидишь. У нас на прииске уже всех переписали в бригады. Взаимная помощь называется. Потруднее придется, чем этому молодцу на целине. Новый начальник повернет…

Длинношеий мужчина усмехнулся и подмигнул молодайке:

— Ну, иной и к жене дорогу проторить не умеет, а уж в болотах и подавно запурхается…

Остальные попутчики засмеялись над чем-то, понятным только им.

— Что вы лапти плетете, граждане? — вмешался в разговор старик. — Когда было дорогу строить, если тут одни пустоша считались? Тебе, Леонов, это больше понимать следует, все-таки золотишко нюхал…

— А ты меня не задевай! — откликнулся длинношеий. — Я тоже для государства стараюсь…

Взвалив на плечо окованный узорчатым железом ящик, Леонов быстро пошел прочь, не простившись со спутниками. Старик теперь уже не казался таким добродушным. Глаза его сузились, он пожевал губами, глядя вслед уходящему.

— Приискатель, — осуждающе сказал он и добавил, как бы поясняя свою мысль: — Золотнишник, а они всю жизнь одиночками жили, им бы только от глаз укрыться да в землю зарыться.

Обернувшись к Чеботареву, старик снова улыбнулся.