На суше и на море - 1961

Екатерина Андреевна с каким-то испугом прислушалась и несколько отстала от Чеботарева. Василий оглянулся, весело кивнув головой:

— Слышите?

— Да… Догоните их, Василий. Вас ведь зовут Василий, правда? Скажите, что я прилетела из управления. Я так устала, пока бежала за вами, что идти трудно. Я пойду потише…

Он увидел, что она и в самом деле побледнела. Должно быть, ей было трудно идти в этом тяжелом костюме, в сапогах. Странная женщина, могла бы, собственно, остаться у Иванцова и догнать отряд утром, на лошади, когда повезут им продукты, как он условился с молодым инженером. Но он ничего не сказал Баженовой, кивнул ей и торопливо пошел вперед. День подходил к вечеру, можно готовить привал…

Скоро он увидел начальника. Колыванов выходил из зарослей можжевельника, тщательно оберегая инструменты и часы.

Впереди был большой лог, для обхода которого Колыванов искал дополнительную кривую. Василий окликнул его, но Борис Петрович не услышал. Он стоял с топором в руках, в ватном костюме, поверх которого надет охотничий лузан. Он теперь был больше похож на лесоруба, нежели на начальника строительства. Подошла Баженова. Она казалась сейчас более спокойной, шла неторопливо, смотрела на начальника так, словно приехала для ревизии и заранее знала, что здесь не все в порядке.

— Вы зачем здесь? — глухим голосом, который, по наблюдениям Чеботарева, соответствовал самому сильному гневу, спросил Колыванов.

— На разведку трассы, — небрежно ответила женщина.

Чеботарев невольно подумал, что он — хотел этого или нет — виноват в том, что женщина, появление которой почему-то неприятно Колыванову, оказалась здесь.

Он не слышал дальнейшего разговора между Баженовой и Колывановым. Он быстро пошел к логу, где увидел огонь, разведенный стариком Лундиным. Охотник сноровисто и быстро рубил запас хвороста на ночь. Над костерком закипал чайник, а на поваленном буреломом дереве, чуть тронутом гнилью, лежали куропатки, уже белевшие обильным подпушком. Птица была крупной, жирной, видно подготовилась к зиме. Лундин повернул к Чеботареву свое бородатое с узенькими глазками лицо и сказал:

— Ну-ну, не туманься, сынок, ужин пора готовить. Очисти птицу. Я думаю, на троих хватит?

— Считай на четверых, — угрюмо сказал Чеботарев. Он никак не мог простить себе, что привел женщину, разозлившую Бориса Петровича. Наверное, она из тех, кто в управлении протестовал против его предложения. Значит, и здесь она будет мешать так хорошо продуманной операции. И он еще более хмуро пояснил охотнику: — Прилетела тут пигалица из управления, инженер Баженова!

— Екатерина Андреевна? Где она? — спросил охотник, выпрямляясь.

— С Борисом Петровичем разговаривает, — неохотно ответил Чеботарев. — Но я думаю, он ее быстро направит туда, откуда она прилетела, — добавил он, вспомнив, что у Колыванова был довольно решительный тон.

— Ну, это дело не наше, — спокойно заметил Лундин, разрубая поданных Чеботаревым птиц на части, как бы подчеркивая, что он готов накормить каждого гостя. Чеботарев вздохнул, ему теперь было жалко для гостьи даже огня, не только птицы. Лундин заметил этот вздох и добродушно сказал:

— А ты не жадничай. Птица — пища легкая. У меня в сумке есть кусок сальца, хватит не на одну заправку.

Он бросил дичину в котел, поднялся с колен, аккуратно отряхнул песок и хвою, приставшие к штанам, снял шапку и с достоинством сказал:

— Мир дорогой, Екатерина Андреевна! Пожалуйте к огню, у огня и думы светлее…

Чеботарев потер глаза от едкого дыма и оглянулся, теперь уже враждебно настроенный к гостье. Но Баженова спокойно улыбнулась ему и охотнику. Колыванов стоял рядом, тихий и мирный, и даже Чеботареву было трудно понять, о чем думает сейчас начальник.

— Ну как, Семен, ужин готов? — спросил Колыванов. — Теперь придется готовить на четверых, — он словно нарочно повторил слова Чеботарева. — Екатерина Андреевна будет вести с нами разведку трассы. С Чеботаревым вы, кажется, знакомы, Екатерина Андреевна? Ну и отлично.

— Что ж, в лесу чем люднее, тем от волков безопасней, — засмеялся веселым хрипловатым смешком Лундин. — Дорога только трудная. Зато в большой дороге и мысли большие! — с ударением сказал он. — Садитесь поближе, товарищ Баженова, пар, говорят, костей не ломит…

Колыванов сам подвинул охапку пихтовых ветвей к огню, Лундин пошевелил костерок, чтобы он разгорелся сильнее. Теперь и Чеботарев не мог больше быть недоброжелательным и подал Баженовой чашку и ложку, положил поближе к ней нарезанный хлеб и налил первой жирного супа.

10

Екатерина Андреевна и не представляла, как поступит, когда увидит Колыванова.

То ей хотелось пройти с аэродрома прямо к нему домой, выплакаться на груди его матери — она добрая, все поймет! — и дождаться, когда Борис вернется… Ведь дома-то и стены помогают! — он так часто повторял это уральское присловье.

Но такая встреча была бы похожа на просьбу о прощении, а ее гордая душа не вынесла бы унижения.