На суше и на море - 1963

Едва приметной темной релочкой показался вдали Муравьиный остров. Может, напрямик до него оставалось и не так далеко, да человек не птица — через топи не полетит. А река продолжала неторопливо сновать справа налево, слева направо, словно бичева, спускаемая с клубка.

Внезапно река, будто здесь она и заканчивалась, исчезла среди густых вейников. Затор. Роман вылез из лодки, осмотрелся. Зеленые заросли трехлистки, словно трещина, расколовшая побуревшие плавни, означали русло исчезнувшей реки. Впереди, метрах в полусотне, виднелась пустая лодка. Ни Молчанова, ни Гали не было.

Не веря себе, Роман, осторожно пробуя перед собой крепость плавней, пошел к лодке. Молчанов и Галя изрядно здесь потрудились, да выбились из сил и бросили лодку. А где же они сами? Подались пешком? Но куда? К Муравьиному или к какой-нибудь из релочек, что маячили кое-где в стороне от реки?

Ушли. Поняли, что плавней не одолеть, и ушли. Надвигались сумерки, бушевала непогода, и Роману впервые стало жутко одному. Вот ухнешь с головой в какую-нибудь промоину, и дело с концом: под плавнями глубина метра три, а может, и больше. Он опасливо переступил. Плавни, как живые, заколебались под ним. Забулькали, прорываясь со дна, пузырьки газа.

— Называется, догнал! — досадливо проговорил Роман. — Не придумаешь даже, где их искать.

Он хватил шапкой о дно лодки и в немом отчаянии погрозил кулаком. Кому? Конечно, не Муравьиному острову, которого не смог достичь. Схлестнулись Романа и Молчанова дороги, и не разойтись, видно, им добром. Тесен стал мир, кажется, куда ни пойди, всюду Молчанов.

Долго сидел в тяжелом раздумье Роман на борту лодки. Усиливающийся дождь дробно барабанил по плечам, мочил обнаженную голову. Тяжко было оттого, что вот уже второй месяц гоняется он за Галей, а не приблизился к ней ни на шаг.

От этих мыслей злоба мутной волной подкатывала к сердцу, туманила голову, заставляла сжиматься кулаки. «Ну погоди, Молчанов!..» И не было мести, которая хоть в малой степени могла бы сейчас охладить Ермолова.

Роман развернул бат и с остервенением дернул заводной шнур мотора.

Поздней ночью промокший до нитки Ермолов подъехал к Березовому, влез в палатку.

— Не догнал, — глухо бросил он на немой вопрос Буслаева и стал скидывать с себя мокрую одежду.

Молчанов и Галя успели отъехать довольно далеко, когда поднялся сильный ветер. Летом они могли бы пересидеть непогоду на лодке, но сейчас, когда вот-вот полетят белые мухи, нечего было и думать об этом. Стоило перестать грести, и под пронзительным ветром моментально стыло тело.

Костер развести негде и не из чего. Пристать к берегу и укрыться под опрокинутой лодкой тоже невозможно — плавучие «берега» реки опускались под тяжестью человека, и достаточно было нескольких минут, как ноги оказывались в воде по щиколотку, по колено. Непогода среди плавней — это похуже, чем если бы она застала путников посреди обширного Чукчагирского озера. Там можно отдаться на волю ветра, и через два-три часа прибьет к берегу.

Поворачивать обратно? Это было не в характере Молчанова, да и времени потребуется больше, чем на то, чтобы дойти до Муравьиного острова.

Смутные опасения охватили Молчанова. Но, встречаясь взглядом с Галей, он видел ее улыбчивые глаза, спокойное, разрумяненное от работы лицо. Она держалась так, словно никакой опасности нет, даже если они и затеряются в этих мрачных плавнях.

Как ни странно, Галя и в самом деле была далека от опасений. К тому же она была очень старательна, и когда Молчанов выпрыгивал из лодки и хватался за борт с одной стороны, она делала то же самое и тащила лодку так, что трещало в суставах. За работой некогда было думать об опасностях, да это и не приходило ей в голову. Сопки, тайга, озеро и эти плавни много лет были ее родным домом.

Уже маячил на горизонте, словно курган в степи, Муравьиный остров, когда река исчезла под плавнями. Перемычка была большая, а силы на исходе. Протащив лодку метров с полсотни, Молчанов выдохся, сел на борт, достал трубку.

— Ну, Галя, кажется, мы попали с тобой в беду: ни взад, ни вперед. И на лодке ночь не скоротать.

— Может, еще попробуем, толкнем, — неуверенно предложила Галя.

То ли лодка отяжелела, то ли они в самом деле выдохлись, но только все их попытки сдвинуть ее с места ни к чему не привели: лодка словно прилипла к торфу.

— Придется все бросить и идти! — утирая пот со лба, сказал Молчанов.

А куда, Юрий Михайлович?

— К Муравьиному, конечно. Больше некуда. Там хоть костер разведем, обогреемся.

Они взяли с собой только шест, весло и веревку на всякий случай. Пошли, придерживаясь реки. Вблизи воды, полосой в двадцать-тридцать метров, рос высокий, по пояс, вейник Лангсдорфа. У этой травы крепкие корни, поэтому идти было безопасно; плавни хоть и прогибались под ногами, но были прочны, как туго сбитый из морских водорослей матрац.

Миновали один поворот, другой. Сгущались ранние в непогоду сумерки. Ветер гнал по плавням бесконечные волны, яростные там, где трава была повыше.