Хирург попросил Молчанова задержаться, чтобы выполнить «некоторые формальности». Галя ушла одна, раздумывая над тем, что ей теперь делать: ехать ли снова в экспедицию или идти в райисполком и сразу договориться о работе здесь, на своей родине, где выросла, где обязана приложить свой ум и свои руки?
Машинально она добрела до лодки, чтобы дождаться здесь Молчанова и вместе решить, где им остановиться — снова у старика, у которого нашли приют в первый раз, или в другом месте.
Одно ей было ясно: в экспедиции без нее уже могли обойтись. Ехать снова на Немилен только ради того, чтобы всем вместе возвращаться в Хабаровск, не имело смысла.; Зачем ей город, когда ей ближе Чукчагирское озеро, родной дом, отец? Молчанов без нее обойдется, а у нее прежней привязанности, слепого восхищения уже не было. Они люди разной судьбы. Ему — Москва, ей — Дальний Восток.
Молчанов пришел обеспокоенный.
— Написал все, как было, — сказал он на вопросительный взгляд Гали. — Придется еще к прокурору идти. Ну что, снова к старику?
— Мне все равно, — пожала плечами Галя.
— Тогда бери рюкзак, а я понесу мотор, — сказал Молчанов. — Разрешат ли мне вернуться в экспедицию или нет, еще не знаю. Все будет зависеть от Романа, какие показания он даст. В общем, все выяснится завтра…
— А что Роман? Роман не такой человек, чтобы говорить неправду, — сказала Галя.
— Ты уверена?
— Конечно, — в голосе Гали прозвучала обида. — Да и зачем ему это?
Остаток дня они посвятили своим делам. Молчанов ходил к прокурору и вернулся оттуда в подавленном состоянии. С него взяли подписку о невыезде, не сказав ничего определенного. Все выяснится, когда будет возможность допросить пострадавшего. Сам того не желая, Молчанов поставил в неловкое положение и Буслаева: почему он нарушил правила и передал карабин в чужие руки?
Откуда Молчанов мог знать, что существуют такие строгости по части нарезного оружия? Теперь, если делу дадут ход, к ответственности будет привлечен и Буслаев. Конечно, в отношении его едва ли будут применены строгие меры, но неприятностей хватит.
Галя пришла вечером. Где была, зачем ходила, рассказывать не стала.
На следующий день они пошли в больницу навестить Ермолова. Дежурный врач сказал, что больной чувствует себя хорошо, но беспокоить его не следует.
Молчанов не стал настаивать: нельзя так нельзя.
Возвращались они с Галей молча. Что-то оборвалось в их дружбе. Это они чувствовали оба.
В конце дня Молчанов отправился к прокурору, страшно переживая случившееся. Неизвестность хуже наказания. Что угодно, только бы узнать и не томиться. Прокурор принял его сразу. Выслушав заслуженную проборку за неосмотрительность, Молчанов получил разрешение возвратиться в экспедицию.
Поскольку пострадавший сам просит не возбуждать уголовного дела и считает это простой случайностью, — закончил прокурор, — я решил не привлекать вас к ответственности. Но пусть этот случай послужит вам уроком и самым серьезным предупреждением.
Рассыпаясь в благодарностях, Молчанов простился с прокурором и поспешил поделиться своей радостью с Галей.
— Ну, Галя, все в порядке! — с порога воскликнул он. — Завтра можем возвращаться. Навестим Романа. Я должен его поблагодарить. И можем ехать.
— Нет, Юрий Михайлович, я не поеду, — сказала Галя. — Наша с вами работа в экспедиции почти закончена, а ехать только для того, чтобы побыть в Хабаровске, ни к чему. Мне надо остаться здесь.
— Но ведь Роман теперь под надежным присмотром, опасность миновала.
— Все равно. Я остаюсь работать в здешнем промхозе. Обещают зимой открыть рыбалку на Чукчагирском озере, и меня приглашают туда на должность рыбовода. Потом, кто-то должен навещать Романа, а то человек подумает: подстрелили и бросили.
— Значит, расстаемся? — спросил Молчанов. — Навсегда?
— Ну, не навсегда, — улыбнулась Галя. — Может, приедете еще на Дальний Восток, увидимся.
Томительным и долгим казалось Роману время в больнице. Привыкший к свежему лесному воздуху, он томился в атмосфере, пропитанной запахами лекарств. При одной мысли, что предстоит провести здесь недели, ему становилось не по себе: это ж от одной скуки подохнешь!
Был уже вечер, когда в палату пришел следователь прокуратуры. Роману нечего было опасаться, но он отнесся к его приходу настороженно.
Осведомившись о здоровье, тот незаметно перевел разговор на несчастный случай. Роман понял, что Молчанов может быть привлечен к уголовной ответственности, стоит ему, Роману, только захотеть. На какой-то миг в его душе шевельнулось желание мести. Но он тут же отогнал его от себя. На чужой беде, говорят, не построить своего счастья. Ни к чему ворошить старое, тем более, что Молчанов и так уже наказан своей совестью, пережитым страхом, который унизил его перед всей экспедицией так, что больше некуда.
К тому же, начни дело — впутаешь Галю, а этого страшно не хотелось Роману. Он знал, за одно неосторожное слово, как за ниточку, потянут другое, а выворачивать душу, исповедоваться перед кем-то в своих страданиях стыдно, мучительно.