И вот 22 сентября 1913 года они — капитан и штурман — в тесной каюте ведут тяжелый разговор, с ненавистью поглядывая друг на друга. Уже с первых слов у обоих голос стал прерываться, спазмы подступили к горлу.
— Я не могу быть вашим штурманом, — выдавил из себя Альбанов, едва сдерживаясь, чтобы не ударить Брусилова. — Прошу меня освободить…
— Убирайся ко всем чертям, — прохрипел капитан.
А вечером приказ: «Освобожден по собственному желанию». Альбанов стал пассажиром.
Пассажиром? Нахлебником? Лишним ртом на борту, где скоро наступит голод, голод в ледяной пустыне. Каждый прожитый на корабле день давил его как тяжелый камень. Казалось, в глазах каждого он читает укор!..
К следующему лету они будут далеко от Большой земли. А запасы продовольствия иссякают. Нет, нужно уходить с этого обреченного корабля, от этого неуравновешенного капитана, который ждет неизвестно чего. Но как уйти: с пустыми руками, без запасов продовольствия, без нарт и каяков, без палатки?..
Альбанов долго собирается с духом, чтобы обратиться к капитану с последней просьбой. Ему кажется это унизительным. И все-таки 9 января 1914 года такой разговор состоялся. Капитан дал согласие на постройку нарты и каяка из материалов корабля.
Новость, что штурман строит нарту и каяк и хочет идти к земле, взбудоражила всю команду. Ходили смотреть на работу Альбанова. Недоверчиво, издали наблюдали в полутьме промороженного трюма, при свете жировен, как штурман распиливает толстые доски. Гарпунер Денисов первым вызвался помочь. И тут пошло! Будто живительная струя влилась в души моряков. Шутили, пели песни, настроение у всех сразу поднялось.
22 января особенно долго шумели, планировали и выделили самых активных матросов — Евгения Шпаковского и Ивана Луняева — идти к капитану и просить его на переговоры с командой. Тревожно шептались в кубрике в ожидании вестей. Молча встретили Брусилова и напряженно выслушали его доводы:
— Летом, если не появится надежды освободиться из ледового плена, мы все покинем судно на ботах… Был такой случай на судне «Жаннета». Команда прошла на вельботах куда большее расстояние до земли, чем это понадобится нам. Тут рядом Земля Франца-Иосифа, недалеко Шпицберген. Всегда успеем оставить нашу «Святую Анну».
— А если лед не разойдется? — пробурчал матрос Конрад. — А если третья зимовка, то помирать?
— Провизии не хватит, — вставил Луняев.
— Что?! — вдруг быстро спросил Брусилов и визгливо заорал: — Негодяи, шалопаи! Я сам знаю, что делать! Вон! Хоть все сейчас же убирайтесь. О вас же пекусь, дуралеи.
Матросы мрачно молчали. Крики хозяина поутихли. Он еще несколько раз исподлобья посмотрел на людей, шея его вздулась, на лбу выступил пот.
— Кто останется на судне, поднимите руку, — придушенным голосом сказал капитан.
Рядом, опустив головы, стояли гарпунеры Денисов и Шленский и старый матрос Гавриил Анисимов. Под взглядом Георгия Львовича гарпунеры медленно подняли руки. Анисимов, часто мигая, пристально смотрел в глаза хозяина, но руки не поднял. Все знали: там, на Большой земле, в Вологодской губернии, его ждут больная старуха жена, четверо взрослых дочерей, внук.
Брусилов нетерпеливо кашлянул, помолчал и быстро сказал:
— Для управления судном и нужд команды будут необходимы и останутся со мной десять человек: боцман Иван Потапов, старший машинист Фрейберг, повар Колмыков, стюард Регальд, оба гарпунера, аттестованные матросы Густав Мельбард и Иоганн Параприц, врач Ерминия Александровна… Эта команда сможет выдержать еще зимовку — продовольствия для нее хватит еще на год. Остальные могут идти. Я никого не задерживаю…
Альбанов понял, что хозяин отобрал всех квалифицированных матросов или промышленников и в то же время наиболее здоровых людей.
Уже на следующий день команда ходила с Брусиловым по кораблю, выпрашивая разрешения срубить на нарты и каяки те или иные доски и ненужные стропила.
— Поход ерундовский будет, братцы. Прямо где-то тут, возле нас, лежит земля Петермана. А дней через пять-шесть вы увидите острова Земли Франца-Иосифа, — говорил хозяин. — На черта вам каяки делать, лишний груз тащить? Кругом лед до самых островов. Это все пустые выдумки Альбанова.
— Это не выдумки, — мрачно заметил Альбанов. — Летом будут разводья. Что же, на нартах прикажете плыть?
— Ерунда, — резко ответил Брусилов. — Самое позднее через неделю будете на земле.
А потом столкновения с Георгием Львовичем из-за каждой доски, дикая, грубая, оскорбительная ругань.
Но и это пережито.
А в трюме теперь как в заправской мастерской: весь день пилили, рубили, строгали. Пахло свежей стружкой, смолой, потом. Корабль жил…