На суше и на море - 1964

Сорванец даже не жалуется, он просто воет, сжимая живот обеими руками. Он бьется об пол головой, покрытой длинными нечесаными волосами. Его принесли сюда для осмотра.

Прошло уже много месяцев, как он заразился венерической болезнью, и она почти разрушила его организм. Послали за знахарем, но тот не спешит. А тем временем мать сопляка рассказывает на языке кора, что испытывал ее несчастный сын.

Наконец приходит уичоль, густо раскрасивший щеки красной краской. Его живописное одеяние скреплено тремя застежками. На голове небольшое сомбреро с невысокой конической тульей, почти скрытой черными орлиными перьями. С перьев свисает лента, унизанная колючками кустарника, они при каждом движении шевелятся и задевают друг друга. На куртке, расшитой аллегорическими фигурами — оленями и птицами, — висят три изящно раскрашенных мешочка. На поясе традиционные семь маленьких шерстяных сумочек разного цвета и рисунка^[37], нанизанных на веревке. Штаны ниже колен и рубаха, рукава которой завязаны на локтях, вышиты разноцветными нитками. Колдун — единственный среди индейцев, позволяющий себе пышность и расточительность. Он входит молча. Женщина и Хервасио идут ему навстречу. Колдун внимательно выслушивает мать, рассказывающую на языке кора о несчастье сына. Когда колдун чего-либо не понимает, Хервасио переводит слова матери на язык уичолей. Это Андрес Уизтита — наиболее знаменитый и могущественный уичольский колдун. Травами он не лечит, а воздействует лишь силой заговора. Его власть над заболевшей душой признана в горах всеми.

Выслушав объяснения, он подходит к столу и кладет на него сомбреро и мешочки. Затем знаками просит всех отойти от простертого на полу больного, которого он словно не замечает. Присутствующие садятся вдоль круглой стены. Начинает вечереть.

Колдун вытаскивает из мешочков завязанные узлом платки. Один из них развязывает и расстилает на столе. В нем талисман — перья королевского орла, птицы, летающей очень высоко, и потому все видящей, все слышащей, все знающей. Из другого мешочка он, словно фокусник, желающий удивить публику, вытаскивает оперенные стрелы: ими он и хочет умертвить злого духа. Взяв стрелы в правую руку, а перья — в левую, он направляется к двери, смиренно опустив взор. На пороге колдун останавливается и на миг застывает в религиозном экстазе, затем поднимает руки, предлагая стрелы и перья небу, освещенному заходящим солнцем. Устремив взор ввысь, он несколько мгновений балансирует на грани, отделяющей величественное от гротеска. Такой позой он как бы испрашивает у богов разрешения применить свою мудрость.

Потом колдун сплетает украшенные золотыми браслетами руки и опускает их, пристально всматриваясь в перья. Он касается перьями груди, рта и, наконец, лба. Перья всезнающей птицы наделяют его мудростью, ибо боги разрешили ее применить. Затем он четко и торжественно поворачивается так, чтобы подойти к больному с востока, откуда восходит по утрам солнце — прародитель всего сущего на земле. К больному он не притрагивается, а только удивленно смотрит на него, словно обнаружил совершенно случайно. Так бог ненароком бросает взор на ничтожные человеческие невзгоды. Теперь он уже не отрывает взгляда от больного. Он смотрит сначала с любопытством, затем с интересом и, наконец, с состраданием. Колдун идет направо, в ту сторону, где стою я, и медленно описывает вокруг мальчика правильные круги, плавно покачивая нацеленными на него перьями мудрой птицы. Эта церемония состоит из пятнадцати поворотов: числа дней, необходимых луне — матери бессмертных, чтобы стать полной, круглой и, поднявшись высоко в небе, засиять как можно ярче.

У матери ребенка и Хервасио в глазах затаился страх, ибо они уверены, что рядом находится либо бог, либо злой дух. Рамон смотрит презрительно, но никто из всех троих не может остаться бесстрастным: первоначальное любопытство теперь превратилось в волнение.

Мы стали жертвами предрассудков. Колдун подчиняет наше внимание размеренному ритму своих движений, которые постепенно убыстряются. Он загипнотизировал нас своими магическими стрелами и перьями. Постепенно его движения превращаются в демонический танец. Мы видим, что его согнувшееся тело как-то уменьшается, словно погружается до пояса в землю. Затем колдун будто выходит из-под земли, чтобы вытянуться до невероятных размеров, коснуться головой стропил крыши. Он то скрещивает руки, то выпрямляет их, то извивает наподобие буквы S, то передвигается с необыкновенной быстротой… Слышно его тяжелое, как у работающего человека, дыхание, а когда он замирает, пот блестит на его лице, словно сделанном из тонкого медного листа. Колдун снова вздымает руки вверх, как бы собираясь поймать птицу.