На суше и на море - 1965

Плот оседал все глубже. Скоро он уже чуть возвышался над водой.

— Не перейдет через камни, — волновался бригадир и свирепо ерошил пятерней тугую бороду. — Сядет. Ой сядет!

— Сам не перейдет — подтолкнем, — громко сказала Фетисова. — Всем поселком влезем в Тулву, а протолкнем.

Она подтянула высокие резиновые сапоги и первой вошла в реку. За спиной у нее забурлила вода под десятками ног. Резиновые сапоги смешались с кирзовыми. Кто-то из вербованных сгоряча вскочил в воду в ботинках.

В плот уперлись багры. На всех багров не хватило. Появились прочные березовые колья и легкие сосновые жерди, взятые из перекрытия разваленного сарая.

Бородач махнул рукой и свирепо крикнул:

— Дава-ай!

На плот навалились десятки сильных тел. Гнулись крепкие древки багров. Громко треснула жердь. Подбадривая друг друга возгласами, люди сдвинули плот. По спокойной воде разбежались частые, мелкие волны.

— Пошел, поше-ол! — гремело над Тулвой. — Еще-о!

Плот вели вдоль берега. Отойти подальше было нельзя: глубина покрывающей лед воды достигала уже метра с лишком.

Плот набирал скорость. Быстро приближались скрытые под водой камни. Большинство рабочих отстало. Лишь наиболее горячие продолжали толкать плот, на котором остался один бородач в лихо сдвинутой на затылок шапке с болтающимися ушами.

— Навались, народ! — кричал он. — Жми, чтоб с ходу!..

Сильный толчок чуть не свалил его в воду. Плот сел на камни.

— Сюда-а! — Бородач сорвал с головы шапку и широко взмахивал ею. — Давай сюда-а!

По берегу спешили на помощь люди. Разбрызгивая ногами воду, бросились они к застрявшему плоту. Передняя половина его с протяжным скрипом приподнялась. Еще раз.

Протолкнуть тяжелый плот рывком не удалось. Пришлось снова взяться за багры и колья. Пользуясь ими, как рычагами, рабочие приподнимали плот, постепенно продвигая его вперед. В багровых отсветах факелов мелькали багры, колья, руки, разгоряченные лица.

— Еще, еще-о! — гремело над разлившейся Тулвой. — Взя-ли-и! Р-разо-ом!..

Плот все больше переваливался через камни. От разгорающегося в бочках пламени полыхало жаром. Едкий запах горелого масла становился все сильнее. Последнее общее усилие — и плот со скрежетом сошел с камней. Дружный толчок направил его к запирающему Тулву снежному завалу.

— Давай, дава-ай! — облегченно напутствовали плот с берега. — Жми-и!

В радостные голоса врезался испуганный женский выкрик:

— Человек там!.. Человек!

Лишь сейчас все заметили за разгорающимся в бочках пламенем контуры человека.

— Куда? — закричал Самохин. — Прыгай! Я приказываю…

— Ничего! — загремел с плота бородач, сильно и точно работая багром. — Мы архангельские! Снег да вода — самая наша еда!

Самохин стиснул кулаки до боли в пальцах. Приказ тут не поможет. Распалился человек. Теперь уже его никто не остановит, не удержит.

На берегу люди жадно ловили каждое движение смельчака. Ударами багра он умело направлял плот к центру завала.

Подгоняемый багром и ветром, плот с ходу врезался в рыхлый снег. Белые струйки устремились сверху на бочки, вспыхнули легкими клубками, укрыли бородача. Темный силуэт его временами появлялся ненадолго из-за пара и огня и снова исчезал. А на месте, где только что был человек, поднимались дрожащие язычки огня.

«Мазут поджигает», — понял Самохин.

На фоне разгорающегося пламени показался силуэт человека. Взмахнув руками, он грузно плюхнулся в воду.

Берег притих. В мертвой тишине слышались лишь шипение факелов да легкие всплески плывущего бородача.

Мазут разгорался быстро. Над плотом клокотали и бурлили клубы пара. Временами они вспыхивали, из них вылетали клочья пламени и с яростным шипением врезались в снежный склон.

Немногие смотрели сейчас на ожесточенную борьбу огня и снега. Общее внимание устремилось к тяжело плывущему бородачу. Гребки его становились короче, слабее. Несколько человек вошли в воду и держали наготове багры. Двое сбросили стеганки. Кто-то снял с шеста факел и поднес его к самому берегу, чтобы не терять пловца из виду.

— Давай, Андрей Егорыч! — кричали с берега. — Докажи!

Ответа с реки не было, лишь еле слышные всплески да громкое фырканье.

Сильные руки товарищей подхватили пловца. Он тут же вырвался и, разбрызгивая воду ногами в белых шерстяных носках, побежал по берегу, проваливаясь выше колен в рыхлый снег.

Ему поспешно уступали дорогу, кричали вслед:

— До сторожки беги! На печку, Егорыч, сразу! На печку!..

Отвлек их от бесстрашного пловца пушечный грохот у завала. Подточенная снизу жаром, снежная гора рухнула на бушующее пламя. Взметнулись огромные вьюжные клубы. Клочья огня, опережая пар и клубящийся снег, взлетели вверх, врезались в белый склон, испятнали его черными дырами. Снова устремился снег на поднявшееся пламя. На этот раз уже с трех сторон. Казалось, сейчас он завалит огненные языки, придушит их. С резким злобным шипением сжималось пламя, приседало, как бы собирая силы. И снова с раскатистым грохотом и воем взлетали наверх пар, снег и клочья огня.