НА СУШЕ И НА МОРЕ 1966

Семья Лоресдаля покинула Индию позже. Она выехала прямо в Париж, куда потом должен был явиться и сэр Хью, плотный, грузный джентльмен невысокого роста. Несмотря на такую внешность, его надо было бы причислить к лику святых: вот уже двадцать четвертый год он состоял в браке с леди Лоресдаль, не отличавшейся ангельским характером. Больные почки леди чуть не стоили ей жизни при первых родах. Устрашенная этим, она отказалась иметь других детей и поставила сэра Хью в нелепое положение женатого холостяка. Выходил он из него, однако, настолько ловко, что даже проныры из шеридановской «Школы злословия» не сумели бы найти зацепку для пересудов.

Леди Амелия и в молодости не озаряла мир чрезмерной привлекательностью, но за нею тянулся длинный шлейф приданого. Брачный союз с Амелией позолотил рыцарские доспехи Лоресдалей и принес полезные знакомства в правительственных кругах.

Единственное дитя Лоресдалей крохотная мисс Дороти к двадцати двум годам превратилась в грациозную девушку, белокурую и темноглазую. Руки у нее были нежные, с тонкими пальцами, а ноги красивые и длинные; впрочем, последнее достоинство обнаруживалось лишь косвенно — в общей статности фигуры и упругой походке, так как платья в то время носили до полу.

Возвращаясь на родину, леди Амелия взяла с собой из Бенгалии и горничную Лолиту. Было бы бестактно описывать это ничтожное существо наряду с ее благородными хозяевами. Маленькой девчуркой ее подобрали протестантские миссионеры и воспитали в своем сиротском приюте в Серампуре под Калькуттой. Этим ее спасли и от участи родителей, и от раннего замужества. В Индии девочки тринадцати-четырнадцати лет уже нянчат собственных ребятишек. Родители Лолиты погибли от голода. Когда летний муссон запаздывал нагрянуть в Ганг-скую долину, смерть пускалась за ним вдогонку, шагая по высохшим от зноя полям — кладбищам урожая. Цены на хлеб летели вверх, и он для бедняка становился немыслимой роскошью. Пустели деревни и целые округа, сотни тысяч трупов устилали пыльные дороги: ведь только Будда в годы своего великого отречения умел обойтись одной крупинкой риса в сутки. А от причалов индийских гаваней уходили в другие страны корабли, набитые драгоценным зерном, адресованные тем, кто может хорошо за него заплатить.

Леди Амелия купила («взяла в услужение») Лолиту за сто фунтов стерлингов благотворительного взноса. Сэр Хью не очень ясно представлял себе, что будет в Шотландии с девушкой, если она не угодит хозяйке. Но возражать супруге он уже давно не осмеливался.

На пути из Бомбея в Марсель матросы Восточного и Полуостровного пароходства, поглядывая на Лолиту, прищелкивали языками. Но чего же ждать от этих грубых тварей? Возмутительно, что и некоторые джентльмены, например отец и сын Локвуды, провожали глазами девчонку, если она проходила мимо.

… В воскресенье 5 мая 1889 года поздно вечером на Вандомской площади перед одной из самых дорогих парижских гостиниц остановились два фиакра. В одном находилась леди Амелия и мисс Дороти, в другом — баулы, кофры и Лолита. Комнаты заказал сэр Лоресдаль по телеграфу из Лондона.

II

Утро следующего дня занялось над Парижем в легкой сиреневой дымке.

Леди Амелия проснулась с головной болью. Такая досада: поспеть вовремя, несмотря на случайности морского путешествия, и не пойти на открытие выставки! Но леди проявила благоразумие, оставшись дома в ожидании врача, и великодушие — не удерживала Дороти, потребовав только, чтобы та присоединилась к Локвудам.

Дороти, взволнованная предвкушением предстоящих впечатлений, неторопливо шла по улице Кастильоне. В тот день и люди, и экипажи двигались только в одну сторону — к Сене. Девушка с любопытством приглядывалась к прохожим. На женщинах длинные платья, широкие, собранные сзади юбки с турнюром, шляпы с большими полями, иногда отогнутыми по бокам и скрепленными лентой. На мужчинах котелки, канотье, цилиндры и сюртуки. Рабочие кепки и береты, пиджачки и блузы текли к выставке совсем с другой стороны — из кварталов Гренель, Жавель и Гро-Каю, дымящих фабричными трубами.

На углу улицы Сент-Опоре кто-то удивленно окликнул Дороти. Обернувшись, она увидела молодого человека, глядевшего на нее со смешанным чувством неуверенности и восхищения. Это был Джеральд Хаклюит, друг детства. Они не виделись по крайней мере лет семь-восемь.

— Джерри! — воскликнула девушка. — Как вы сюда попали?

— Набираюсь дипломатического ума в британском посольстве. Я не сразу узнал вас, Долли: вы изумительно похорошели!

Дороти зарумянилась. Джеральд был старше ее и потому всегда держался покровительственно. Но инстинкт безошибочно подсказал ей, что сейчас бывшего покровителя не так уж трудно обратить в послушного пажа. Тогда ей и Локвуды не понадобятся.

Молодые люди повернули на улицу Риволи, весело ускорив шаг перед отелем «Континенталь» (не дай бог, выскочат оттуда эти противные мамины приятели!), и вышли на площадь Согласия. Сто лет назад вместо гранитного Луксорского обелиска, фонтанов и статуй здесь громоздилась гильотина.