На суше и на море. 1967-68. Выпуск 08

Я проводил гостей на причал, где стояли шикарные «кадиллаки», на которых они приехали. А потом забыл о мистере О’Нейле до самой субботы.

В ту пору мне шел двадцать первый год, и я еще всерьез не задумывался над жизнью, хотя принял однажды решение, от которого зависело все мое будущее. Я поступил так, как подсказывала мне совесть.

Два года назад, весной двадцать второго, я успешно окончил Владивостокское мореходное училище и получил диплом штурмана дальнего плавания. Белое правительство доживало свои последние дни, и пароходы с беженцами покидали порт. В это время я получил повестку явиться к воинскому начальнику. Было ясно: хотят мобилизовать в белую армию. Я решил удрать из Владивостока. В моем распоряжении оставалось еще два дня, и я немедля пошел к нотариусу, который сделал мне копию диплома на английском языке. После этого я отправился в гавань Эгершельд, где стояли иностранные суда, чтобы наняться на какое-нибудь.

Прошло несколько дней, прежде чем удалось обойти все суда. Мне не везло. Последнее время я не ночевал дома, опасаясь, что меня станут разыскивать, и уже подумывал: «Не поехать ли на железнодорожную станцию, где жил мой отец?» Однако уходить от моря не хотелось. И тут я увидел у причала шхуну «Ценгтай» под американским флагом. Ее как раз загружали соевым жмыхом. Я поднялся по трапу. Вахтенный матрос-китаец объяснил, как найти каюту старшего помощника капитана. Я пошел на полуют и постучал в дверь.

— Войди! — раздался за дверями окрик.

В каюте на диване сидел рослый парень в белой рубашке, положив ноги на стол. Перед ним стояла бутылка виски и несколько бутылок с содовой водой. Увидев меня, он не изменил позы.

— Что хотите? — спросил старпом на английском языке.

— Ищу работу.

— Какую?

— Хочу плавать. Я штурман дальнего плавания, закончил мореходку.

— Хм… — промычал старпом и рассмеялся. — Я сам штурман. Может быть, мою работу хотите? Я дьявольски устал от нее.

Потом он внимательно оглядел меня.

— Пьете?

— Только при случае.

Старпом протянул руку к бутылке и разлил виски по высоким стаканам. После этого он стал разбавлять себе виски содовой. Потом потянулся ко второму стакану.

— Скажите, когда нужно остановиться.

— Я пью чистый, — сказал я, решив похвастать. Тогда он долил мой стакан до краев. Я ужаснулся: столько мне еще не приходилось пить. Но отступать было поздно, и я залпом выпил полный стакан, стараясь не морщиться. На старпома это произвело сильное впечатление.

— О-оо, — протянул он, когда я поставил пустой стакан на стол. — Это же, черт возьми, здорово! Садитесь и рассказывайте о себе.

Видимо, я понравился старпому. Он сказал, что послезавтра шхуна выходит в море и что у них есть вакантное место второго помощника.

На другое утро, приняв все меры предосторожности, чтобы меня не задержали патрули, я чуть свет явился на шхуну и терпеливо дожидался, пока проснется капитан.

Капитан был старый немец, по фамилии Арп, с круглым лицом, которое казалось вылепленным из кусков мяса. Он критически осмотрел меня, повертел в руках мой диплом.

— Хочу предупредить, — вздохнул он, — что уходим мы далеко и неизвестно, когда вернемся.

— Это как раз по мне, — сказал я.

— Ну, едем в консульство. Завтра снимаемся.

Когда все дела в американском консульстве были оформлены, я задворками пробрался к дому, где снимал квартиру, чтобы собрать в дорогу чемодан. Моя хозяйка, пожилая боцманша-вдова, предупредила, что за мной только что приходили солдаты.

— Тикай отсюда, хлопчик, тикай, пока тебя не замордовали, такого молоденького, — говорила она, вытирая глаза платком.

Я обнял ее, поцеловал и, взяв чемодан, вышел из дому. На сердце у меня было неспокойно.

На другой день мы ушли из Владивостока. Пока портовый буксир выводил нас на взморье, я стоял на палубе и смотрел на красивые сопки, городские здания, сверкавшие в солнечном свете. В груди у меня щемило. Я не знал, что со мной будет: вернусь ли, увижу ли когда-нибудь родимую землю? Вскоре шхуна повернула за мыс. Тут подошел старпом, хлопнул меня по плечу, показал на паруса, наполнявшиеся ветром. Так началась моя жизнь на янки-клипере, так я и попал в конце концов сюда, в Сиэтл.

После посещения шхуны американцами я вскоре забыл об их существовании. Но мистер О’Нейл вскоре напомнил о себе. В следующую субботу, собираясь на берег, я принял ванну и не торопясь одевался. В это время в каюту постучали.

— Войди! — крикнул я, думая, что это бой.

Дверь отворилась, и в каюту вошел мистер О’Нейл, приветливо улыбаясь. Увидев его, я смутился, потому что был полураздет.

— Винсен, — сказал он, пожимая мне руку, — видите, я держу свое обещание. Я приехал, чтобы забрать вас. У дочери сегодня день рождения, и Флоренс желает видеть вас среди своих гостей.

— Спасибо за приглашение, — поблагодарил я. — Простите, что я не одет.

— Какие тут извинения! Одевайтесь и едемте. Нас ждут.

Я быстро оделся и сказал, что готов.

О’Нейл замялся:

— Винсен, мне неудобно говорить об этом. Но в городе ничего хорошего достать сейчас нельзя. Не сможете ли вы попросить у кого-нибудь из команды несколько бутылок вина?