На суше и на море. 1967-68. Выпуск 08

Превозмогая усталость, я поднялся и пошел в каюту, чтобы надеть плащ «ойлскин». Теперь под этой «промасленной кожей» не видно спасательного пояса. Теперь никто меня не засмеет. Впрочем, какой тут может быть смех? Этой ночью мы наверняка погибнем. Так сказал боцман, а он знает, что говорит. «До чего же страшно погибать ночью! — подумал я. — Если бы это было утром или днем, то, пожалуй, я бы не так сильно боялся. А ночью страшно. Просто здорово страшно». Вот как было все на самом деле.

— Вы храбрый человек, — сказала Флоренс с восторгом.

— Ерунда, — сказал я. — Конечно, бывает у нас всякое, но мы привыкли к опасности. Тем милее для нас вот такие вечера, как сегодня. Они запоминаются надолго.

— Правда? — спросила Флоренс.

Я кивнул головой.

— Хотите, я сыграю для вас?

Флоренс села к роялю, а я встал возле нее, облокотившись на крышку. Флоренс была удивительно мила в тот момент, когда подняла голову, чтобы спросить, что играть.

— Все что угодно.

— Тогда я сыграю «Ремембер»^[22].

Флоренс играла, слегка надув губы, как ребенок, который знает, что за ним наблюдают. Потом тряхнула головой и запела.

У нее был небольшой, но приятный голос, и пела она хорошо, вкладывая в песню то чувство, которое жило в ней сейчас, и это передалось мне. Я стоял, и голова у меня слегка кружилась, и мне было чертовски хорошо.

Флоренс пела:

Помни, как время мы проводили.

Помни и не забудь,

И не забудь, как я люблю тебя…

Я очнулся, лишь когда ко мне подошел отец девушки.

Мы отошли в сторону. Мистер О’Нейл развел руками:

— Винс, нам не хватило! Старые забулдыги хотят еще выпить. Даже наш сенатор Сименс разошелся. Ты должен помочь мне, Винс. Несколько бутылок хорошего вина. Любой ценой!

— О чем рыдали скрипки? — засмеялся я. — Едемте!

Мистер О’Нейл вывел «кадиллак», и мы направились в док, к песчаной косе, где стоял клипер. Ирландец оставался в автомобиле, пока я ходил в свою каюту. Когда я бросил на заднее сиденье несколько бутылок, он расчувствовался вконец:

— Ты нравишься мне все больше и больше. Ты крепко выручил меня сегодня.

Гости начали разъезжаться часов в десять вечера. Я тоже было поднялся, но мистер О’Нейл сказал мне, заговорщически подмигивая:

— Останься, Винс…

Он предложил мне поужинать вместе с ними в городе.

— Выбирай любой ресторан, какой желаешь.

— Пожалуй, лучше китайский, — сказал я.

— Решено: едем в китайский!

Мы с Флоренс сидели на заднем сиденье, когда «кадиллак» мчался по асфальту, залитому электрическим светом. Я взял девушку за руку, и она как будто не заметила этого, потому что мы продолжали весело о чем-то болтать.

А потом мы сидели в ресторане, где нас кормили изысканными китайскими кушаньями. Я был в ударе и предлагал все новые и новые блюда, так как мне хотелось казаться бывалым моряком.

Все шло хорошо до тех пор, пока я не заплатил за ужин официанту, которого отозвал в сторонку, разговаривая с ним по-китайски. Но мистер О’Нейл увидел, как я платил, велел официанту вернуть мне деньги и расплатился сам. Потом он принялся распекать меня, говорил, что я зазнавшийся мальчишка и что меня следовало бы выпороть. Наконец ирландца остановила жена:

— Хватит, а то ты совсем замучишь нашего мальчика. Ты ему даже рта не даешь раскрыть.

— Это ему только пригодится на будущее, — ворчливо заметил мистер О’Нейл и дружески потрепал меня по плечу. — Ну, не обижайся, Винс, ты ведь теперь стал нашим молодым другом. Мы, так сказать, по-свойски…

На «Ценгтай» я уже попал за полночь. Мистер О’Нейл подвез меня на машине к причалу, и, пока мы ехали, я опять сидел рядом с Флоренс и держал ее руку в своей. На прощание миссис О’Нейл сказала:

— Мы всегда будем рады видеть вас в нашем доме. Приходите, когда будет свободное время.

— Хорошо, приду, — пообещал я.

Во вторник вечером, купив букет цветов, я отправился к О’Нейлам. Меня встретили приветливо, пригласили к чаю. Когда мы поднялись из-за стола, миссис О’Нейл сказала дочери, что не будет против, если мы вдвоем съездим в кино.

У Флоренс был свой автомобиль, маленький, спортивного типа. Она развила такую скорость, что в ушах засвистел ветер и волосы девушки взметнулись, словно белое косматое облачко. Я сидел молча, и мне приятно было слышать свист ветра и видеть рядом Флоренс, которая хотела казаться старше, чем была.

— Нравится? — спросила Флоренс, косясь в мото сторону.

Я кивнул.

— Я люблю так ездить! — прокричала Флоренс, наклоняясь ко мне.

— Не расшибись, девочка! — взмолился я.

В кинотеатре играл оркестр. Давалось большое музыкальное представление, так что фильм начался не скоро. В нем участвовал киноактер Рудольф Валентино. Мы сидели в ложе. Когда выключили свет, я взял Флоренс за руку. А потом в темноте я вдруг нагнулся и поцеловал девушку в губы. Губы у нее были мягкие и влажные. Минуту Флоренс оставалась неподвижной, а потом вскинула голову, оглядываясь по сторонам.

— Увидят! — испуганно прошептала она.