Да разве только в этом ее жизненный подвиг? Она выполнила священный долг женщины! Дала жизнь двум существам, которые должны вырасти — и вырастут! — людьми, достойными своей матери.
В чем же тогда главный подвиг Клары Жбановой?
Кто ответит на этот вопрос?..
— Давайте отдыхать, Эдуард Федорович, — нарушает молчание Юра. — Скоро рассвет.
— Ты прав, дружище. Отдых нужен. Завтра, точнее, уже сегодня, у нас будет трудный день.
Мужчины скрываются в палатке. Скоро оттуда доносится их мерное дыхание. Легкий снежок продолжает идти, укрывая палатки, тюки, оленей, вертолет, стоящий поодаль.
Порыв ветра прилетает с вершин гор, смахивает белую порошу, но тут же стихает, чтобы не тревожить короткий сон искателей…
Завтра у них трудный день.
Еще один трудный.
Никитина (Постнова) Антонина Ефимовна родилась в 1926 году в с. Ново-Студеновка, Сердобского района, Пензенской области. Во время Великой Отечественной войны служила медсестрой в полевом эвакогоспитале. После войны окончила педучилище, работала учительницей, затем корреспондентом районной газеты, в настоящее время — литсотрудник Энгельсской газеты «Коммунист» (Саратовская область). Автор многих очерков, статей, рецензий, фельетонов в периодической печати. Повесть «Маршрутом жизни» — первое крупное произведение А. Е. Никитиной и первое ее выступление на страницах альманаха. В настоящее время автор работает над новой повестью из времен Отечественной войны — «Девчонка из Ахун».
К повести Антонины Никитиной
«МАРШРУТОМ ЖИЗНИ»
Валентин Зорин
ПЯТЬДЕСЯТ ЛИНЬКОВ
От норд-норд-веста еще шла низкая и частая волна, с хлюпающим коротким звуком била в смоленый борт транспорта, но ветер стихал. Небо светлело, одевалось в розоватые тона и было ясно, что вскоре установится штилевая погода. В этих широтах она была в общем-то редкостью, хотя июнь так или иначе вступал в свои права.
«Начато, что и говорить, во благовременье», — подумал Невельской, вжимая в глазницу медный окуляр подзорной трубы. Прозрачное, чуть с желтизной окружье, в которое вдруг втиснулся мир, рывком приблизило низкий заснеженный берег, белые буруны среди черных камней-валунов, смутно рисующиеся вдали темные горы, размытые пятна леса… Окружье медленно передвигалось, и вот уже только зыбкая, едва уловимая линия горизонта плыла в нем, деля надвое линзу. Северный берег, неуютный берег неуютного Сахалина, Охотское море…
— Во благовременье, — задумчиво произнес капитан-лейтенант и тут же досадливо поймал себя на том, что эти слова вырвались у него помимо желания. Он опустил трубу, поежился от ощущения мучительного озноба — июнь июнем, а ветер холоден и остр, как лезвие ножа. И невольно покосился на своего старшего помощника лейтенанта фон Лютце, который стоял, заложив руки за спину, высокий, неподвижный и безучастный ко всему на свете, как статуя.
Впрочем, о безучастности лейтенанта пусть полагают те, кто его не знает. Вот и сейчас он медленно повернулся всем корпусом — не изменив позы, не разомкнув рук за спиной, колючими точками блеснули глаза, рыжевато засветились бакенбарды на щеках, и Невельскому на миг показалось, что длинное остзейское лицо помощника опалило пламенем.
— Вы изволили что-то заметить, Геннадий Иванович? — густым баритоном, тщательно выговаривая слова, осведомился помощник.
— Прикажите спустить шлюпку, — холодно сказал Невельской и заметил, как поджались тонкие губы лейтенанта, как посерели щеки. Но руки привычно метнулись вниз, выпятился подбородок.
— Есть приказать спустить шлюпку!
И зашагал вдоль шканцев, размеренно застучал каблуками по трапу.
Невельской усмехнулся. Вчера после постановки на якорь, когда, отужинав, дымили трубками и болтали в кают-компании о всякой всячине, лейтенант фон Лютце вдруг заговорил о Петербурге, о дальновидности и мудрости начальника Главного морского штаба князя Меньшикова. Потом бросил в рот карамельку, запас которых всегда возил с собой, откинулся на спинку кресла и забарабанил тонкими белыми пальцами по медному бортику стола:
— Полагаю экспедицию нашу неизмеримо удачливее, ежели направлена она была бы в иные широты… Холодно-с, господа!
Разговоры в кают-компании оборвались. Офицеры замерли, настороженно глядя на командира и на его помощника. Кому на транспорте «Байкал» не известна была страстная одержимость Невельского, утверждающего, что между материком и островом Сахалин неминуемо должно быть водное пространство. Да и только ли на «Байкале»? Во всяком случае любой из команды знал, что даже самое крохотное сомнение по поводу пользы и необходимости этой экспедиции воспринимается капитан-лейтенантом Невельским с какой-то особой болезненностью, как большая обида…