«— Это не спасло бы их от гибели, мосье… Вместо бездушного парусника можно приобрести бездушный железный пароход, но люди ведь не вещи…
— Конечно, конечно… — уже скороговоркой продолжал Лоыгвиль, торопясь закончить этот неприятный для себя разговор. — Мне очень жаль, что они, видимо, не спаслись, но я не Христос, чтобы их воскресить… Во всяком деле есть свой риск, один рискует капиталом, другой — жизнью… Поверьте, без риска нет коммерции! Вообще без риска жизнь пресна и неинтересна. Пикар на этот раз сплоховал… Первый и последний промах! — Тут Лонгвиль прикусил язык, чтобы не сказать больше, чем нужно. Он едва мог скрыть свою радость. Столь кстати случившееся кораблекрушение! К тому же не придется делиться частью страховой премии с Пикаром — небольшая, но неожиданная прибыль! Контора сможет приобрести еще один современный пароход. Лонгвиль уже мысленно перебирал прославленные судостроительные фирмы Европы и известные ему новые типы судов.
— Черт возьми! Сколько лет возятся с трансатлантическим кабелем, а все нет никаких результатов! Это так отражается на коммерции! — сказал Лонгвиль после длительной паузы, продолжая просмотр почты.
Когда с этим было покончено, клерк собрал бумаги и молча вышел. Эмиль был потрясен — в каком неприглядном, омерзительном виде предстал перед ним сегодня его «уважаемый» шеф!
Была суббота, а в этот день в контору всегда наведывалась милая девушка, дочь Гретри, моряка с «Леопольда», чтобы узнать, нет ли вестей от отца. Клерк с волнением думал об этом визите. Что он ответит ей? Сможет ли поведать трагическую правду? Ах, если бы это сделал кто-нибудь другой!
Груз был уложен в трюмы, необходимые приготовления к длительному рейсу сделаны, а «Леопольд» все еще стоял у пирса небольшого западноевропейского порта с неукомплектованной командой: опытные моряки не соглашались на условия найма, предлагаемые прижимистым Пикаром. А брать случайных людей он не хотел. В порту толклись юнцы с чуть пробивающимися усиками. Неокрепшим баском, пересыпая свою речь «солеными» словечками, как бывалые морские волки, они предлагали свои услуги. Юнцам не терпелось попасть на «Леопольд», потому что парусник шел в Америку! А там — индейцы, пампасы, вигвамы, томагавки, бизоны — романтика, впечатляюще описанная Фенимором Купером и Томасом Майн Ридом — властителями душ многих поколений подростков. Нанимались на фрегат и разорившиеся фермеры, и рабочие, уволенные с фабрик после того, как там установили высокопроизводительные машины. Пикар без долгих разговоров отмахивался от подобных предложений.
Наконец поступило распоряжение из конторы — в ближайший понедельник сниматься с якоря. Пикар не мог быть слишком разборчивым. На борт корабля попало немало людей, знакомых с морем понаслышке — и юнцов, и степенных бородачей в потертых пиджаках и стоптанной обуви. Ведь там, за океаном, в бескрайних просторах — Америка, еще была земля нехоженая, непаханая, ничейная — божья! А земля — это хлеб! И он не будет столь горек, как здесь, в Европе, где лучшие угодья принадлежали дворянам и духовенству.
В назначенный день, дождавшись попутного ветра, «Леопольд» вышел в море. На пирсе усердно сморкалась и помахивала платочками лишь жалкая кучка провожающих — большая часть команды была из дальних мест иди «без роду, без племени» — обычная портовая накипь. Парусник шел в Кальяо с грузом кровельного железа и сельскохозяйственных машин. Ему предстояло пересечь Атлантический океан по большой оси, с севера на юг, и пройти значительное расстояние уже в Тихом океане, вдоль западного побережья Южной Америки. Капитан полагал, что к тому времени, когда «Леопольд» из Балтики, где он ремонтировался и брал груз, подойдет к довольно коварному, беспокойному Ламаншу, «всякий сброд», как Пикар называл новичков, лгавших о своем матросском прошлом, уже овладеет нелегким матросским делом. Рискованно выходить в открытый океан на паруснике с плохо обученной командой!
Когда «Леопольд» показался через несколько дней у маленького портового городка, где была контора фирмы, Лонгвиль смог убедиться, что корабль уже довольно послушен воле капитана.
Судовладелец пробыл на борту недолго, В каюте капитана, при плотно прикрытых дверях, Лонгвиль о чем-то горячо спорил с Пикаром, а на прощание, уже на палубе сказал:
— Итак, Пикар, не забудьте, что капитан парохода — звучит солидно, по-современному и соответственно вознаграждается. Правда, в этом титуле больше прозы, чем поэзии, но таково уж наше деловое, прозаическое время… А парусник — это все равно что «Легенда об Уленшпигеле» — романтические, но давно прошедшие времена… Попутного вам ветра, дорогой.
Лонгвиль и Пикар обменялись крепким рукопожатием. Оба хитро улыбались, оставшись довольными своей противозаконной сделкой.