На суше и на море. 1971. Выпуск 11

Варшавский Самуил Романович родился в 1906 году в Екатеринославе (ныне Днепропетровск), географ, председатель отделения истории географических знаний и исторической географии Московского филиала Географического общества СССР. Автор свыше семидесяти научных и научно-популярных статей в научных изданиях, а также журналах «Вокруг света», «Техника — молодежи» и других. Тематика статей в основном относится к истории географических знаний и исторической географии. В нашем сборнике публикуется второй раз. В настоящее время работает над докладом (для XIII Международного конгресса по истории наук) и статьей под названием «Возможные свидетельства предшественников Магеллана», а также готовит материалы по таким темам: «О проникновении в Америку досапиентного человека», «Аппенинский полуостров и доколумбова Америка».

Владимир Бардин

ОСЕНЬ В ТАЙГЕ

Очерк

Рис. Л. Кулагина

1

Сочится небо сквозь ресницы,

И синева — мой потолок,

А листья желты, как страницы,

Но это — только лишь пролог.

Но только-только синий август

Переломился на сентябрь…

Неожиданно в ночь ударили холода. Когда рано утром, выбравшись из спального мешка, вышел я на порог избы, кожа вскипела от резкого холода. Обхватив руками плечи и щурясь от яркого света, я удивленно осмотрелся. Высокая, некошеная трава вокруг домика за ночь стала совсем белой. В утреннем свете сверкал и четко рисовался каждый стебель. Я тронул траву, она тихо зазвенела.

Обогнув дом, я остановился на обрыве. Внизу угадывалась река. Воды не было видно. Над ней, как над разлитым кипятком, стояла белая пелена. Побулькивала, словно разговаривала сама с собой, вода.

И вдруг с неба послышался шелест. Казалось, быстро-быстро переворачивались страницы тысяч книг. Я поднял голову. Летели гуси. Вытянувшись неровным, надломленным клином, они летели сосредоточенно, без крика…

Нас осталось трое: Виктор, Игорь и я. Остальные уплыли по реке в Якутск. А оттуда улетят в Москву. Нам предстоит закончить работу, упаковать образцы и отправить их в Москву.

Наш дом — заброшенная изба бакенщика на Мамонтовой горе — на самом берегу Алдана, в трехстах километрах от его впадения в Лену. На десятки километров вокруг жилья больше нет. И бакенщик давно здесь не живет: на бакенах и на маяках установлены батареи с фотоэлементами. Темнеет — и сам собой загорается свет. Чем темнее ночь, тем ярче огонь.

Высоки обрывы Алдана, чего только тут нет: древесина, семена, шишки и даже кости мамонта. Сколько десятков тысяч лет все это пролежало в песке? Иногда попадаются тяжелые, словно покрытые ржавчиной, железистые конкреции. Ударишь по ним молотком, а на изломе — отпечатки листьев. Настоящий природный музей. Разобраться в нем — значит проследить все основные изменения природы этих мест за новейший геологический период, за последний миллион лет. Но до результатов еще далеко. Пока мы сидим сшиваем мешки — подготавливаем тару для образцов и снаряжения…

Последние несколько дней тайгу лихорадит. То тут, то там, словно пятна на щеках больного, вспыхивают желтые краски. Береза желтеет быстро и целиком, на иголках лиственниц появляется легкая оторочка желтизны.

Понемногу в тайге становится просторнее. Она раздевается. В березняках в сухой день хруст под ногами. Опавшие листья покрывают залихватскими кепками головки грибов. В брусничниках на повышениях темно-красные ягоды, отваливаясь от стеблей, ложатся на землю. Сок в них начинает бродить, как в бочонках. И когда положишь та-: кую, почти черную ягоду в рот, ощутишь вкус удивительного приготовленного солнцем и временем вина.

Голубика в болотах морщится, словно собираясь чихнуть, сохнет на кустах и опадает, устилая траву голубым. Но постепенно желтое в своих бесчисленных оттенках — от светлых, словно тихая ласка, до красных, безрассудных огней — завладевает всем, и, как объятая холодным пожаром, тайга стоит, пронизанная волнами света и свежести.