На суше и на море. 1971. Выпуск 11

Миновав россыпь, искатели устало опустились на землю.

— Кажись, проскочили! В лепешку мог сплюснуть, — облегченно вздохнул Юра.

Вниз спустились уже в сумерках. Долго пили, припав к студеному ручью воспаленными губами. В воде Юра увидел свое загорелое, обветренное лицо. Из-под выгоревших на солнце бровей на него смотрели незнакомые глаза, обведенные темными кругами.

— Ну и страшила! — засмеялся он. — Почему же медведь меня не испугался?

— Значит, он храбрее, — улыбнулась Клара.

К своему полотняному городку они добрались, когда вечерняя заря брусничным соком облила вершины.

Глава четвертая

Палатка начальника стоит на отшибе, у родника. Кудряшов достает из вьючного ящика какие-то банки, говорит вполголоса:

— На, Надюша. Вот тебе сметанка, вот медок. Дорогой купил, только что из сотов. А куда наша сгущенка делась?

— Не знаю, — вяло отзывается Надя.

— Ага, вон он, ящичек. Ты его в сторонку, в сторонку. Вот тебе еще вареньице. Тут больше трех кило. Хватит нам до новых ягод, а там опять, как в прошлом году, запасемся на зиму. Хорошо, что ты согласилась в этом году поехать со мной в поле… Да, сметану опусти в родник, чтоб собаки не достали. А те ящики, что на машине, завтра на склад.

Там концентраты, тушенка, овощные консервы, пшено, макароны… Вон сколько всего привез, пусть только попробует Жбанов ворчать, что не заботится начальник о людях… Демагог! Ладно, скоро мы от этой парочки избавимся, — продолжает пришептывать Кудряшов.

Но Надя, поглощенная своими думами, не слышит.

— Картофеля у нас мало, — говорит она, расстилая мужу койку. — Как люди за стол — не знаю, куда глаза девать.

— Ладно, Надежда, привезу. Пока вари что есть. Да чего ты такая кислая, Надюша? Плохо ли мы живем? Зимой у нас оба оклада останутся чистенькими.

— А вдруг они узнают? — Надя кивает в сторону лагеря головой. — Со стыда сгорю.

— Поменьше с подружками откровенничай. Гостей к себе не води, далеко от лагеря не отлучайся да продукты подальше упрячь.

— Не могу я так, Леша! Не умею! — с болью вырывается у Надежды. — Кусок в горле застревает. Едим отдельно от других, прячемся как воры.

— Ты опять за свое? Надоело! — цыкает Кудряшов. — Знаешь, можешь строить из себя идеалистку в своей школе, а тут ты — повар! Понятно? И помалкивай. Ложись спать! — Кудряшов зло заваливается на койку, демонстративно отворачивается к стенке палатки и тут же засыпает.

Надя опускается на скамью, сжимает виски ладонями. Как непохожа эта жизнь на ту, о которой она мечтала когда-то! Ей вспоминается школьный диспут «Кем быть?» Подружки перебирали профессии, искали что-то гриновское. Кто в наш век «поднимает паруса» мечты? Геологи? Моряки? Летчики? Полярники? Или физики, стирающие «белые пятна», не выходя из лабораторий?

Надины мечты были скромными. Она собиралась изучить французский язык, чтобы преподавать его в средней школе, общаться с детьми, чувствовать их любовь, привязанность. Она и достигла своего. Два года вела класс, а теперь вот стала поваром. Послушалась Алексея. Зато будут «два оклада чистеньких».

Надя прислушивается. За стенками палатки шумит тайга, звенит родничок, а рядом умиротворенно посапывает муж. Она накидывает на плечи пуховый платок, выходит из палатки, садится на поваленное дерево и, кусая платок, беззвучно плачет…

Ранним утром ломкими отголосками плеснули горы:

— О-о-о! Змея-а-а! Укуси-и-ила!

— Кого? Где?

— Бей! Эх, упустили! Уползла в темноту.

Взметнулся растрепанный сноп костра. Люди спросонок выскакивали из палаток, на бегу натягивая одежду.

Пошатываясь, вышел на крики Эдуард.

— Кого укусила? — спросил он, но тут же ноги его подкосились, и он, сдавленно охнув, ничком рухнул на землю.

— Скорей, Леша!

К упавшему бросилась маленькая светловолосая повариха Надя. Она с трудом перевернула Эдуарда на спину, расстегнула воротник рубашки.

— Что опять там стряслось? — послышался из палатки раздраженный голос ее мужа Алексея Кудряшова.

— Жбанов решил, что это Клару гадюка укусила, поднялся, и вот…

— Театр комедии, — усмехнулся Кудряшов, подходя к Надо. — Давно он заболел?

Тон мужа возмутил Надю.

— Как тебе не стыдно, Алексей. — Ей хотелось наговорить ему дерзостей, ко она сдержалась:

— Подержи ему голову, я схожу за водой.

Кудряшов сердито откинул со лба длинные, прямые волосы, нехотя подхватил больного. Надя быстро вернулась с ковшом, смочила полотенце, положила Эдуарду на лоб.

— Обморок, — заключил муж.

— Почему ты не поверил телеграмме Эдуарда Федоровича о болезни рабочих и не привез врача? Вот теперь свалился и он, — спросила с упреком Надя.

— Ладно, Надежда, тебя это не касается! Смотри-ка, он, кажется, приходит в себя.

— Кого укусила змея? — слабым голосом спросил Жбанов, пытаясь приподняться.

— Успокойтесь, Эдуард Федорович, это ложная тревога. Кого-то у костра подпалило, он со сна не разобрал и взбудоражил лагерь. — И к мужу: — Давай перенесем Эдуарда Федоровича в палатку.

— Спасибо, Надя. Не надо, — отстранил ее Эдуард. — Оставьте нас вдвоем, мне с начальником надо поговорить наедине.

Надя сняла с себя фуфайку, укутала плечи больного и ушла.