На суше и на море - 1973

Первым единовластным сеньором Монако стал в 1427 году Иоанн I. С тех пор княжеством (как Монако именуется с 1604 года) управляла длинная вереница представителей рода Гримальди. Их было более двадцати. Последний, нынешний правитель Монако принц Ренье III, вступил на престол в 1949 году.

…Мимо окна вагона проносятся созвездия белых, желтых вилл с красными черепичными крышами и наглухо закрытыми ставнями. Порой виллы отступают, давая место каменистым пляжам, палаточным лагерям, в которых живут туристы победнее.

Потом оранжевые, красные палатки скрываются в зарослях, а к дороге снова выбегают молчаливые, безлюдные виллы, дремлющие за чугунными решетками, за невысокими каменными оградами. Поезд останавливается на небольших, но шумных станциях. Короткий свисток, и состав снова несется, прорезая курортные города, по уже, так сказать, с черного хода. Из окна купе видны облезлые темные задворки многоэтажных отелей. В узких окнах мелькают мойщики посуды, порой за облаками пара, сквозь закопченные стекла лестничных колодцев можно разглядеть служебные лифты, что свозят в подвальные прачечные грязное белье, поднимают наверх коридорных, спешащих вовремя расставить у бесконечных дверей начищенные до блеска ботинки. В открытые окна вагона вместе с паровозной гарью на мгновение доносятся запахи кухонного чада, угля, бензина…

Поезд минует жилые дома. Стены их почернели от паровозного дыма, на узеньких железных балконах старухи поливают худосочные, блеклые цветы. Кошки дремлют на карнизах, взирая круглым равнодушным глазом на грохочущий поезд. Внизу заваленные хламом дворы, развалившиеся ограды, остовы старых автомобилей… И снова мелькают дачные поселки, виллы, рощи. Той дело поезд ныряет в туннель, и тогда громче становится перестук колес, а быстро поднятое окно покрывается густой белой пеленой осевшего пара.

Наконец состав останавливается у небольшого крытого тенистого перрона. Справа море, слева вывеска — «Монте-Карло».

Устроившись в отеле, предпринимаю прогулку. Спускаюсь по крутой улице к разбитому перед казино скверу, миную «Кафе де Пари», через открытые двери которого видны редкие посетители, прохожу около швейцарского ночного кабаре «Тип-топ» с гельветическим гербом и патриотической надписью над входом и, свернув направо, попадаю к вокзалу.

Возле небольшой калитки, через которую проходят пассажиры, на своих тележках сидели носильщики в синих комбинезонах и ели сыр с хлебом, незлобиво переругиваясь с шоферами такси.

По узкой лесенке мимо харчевни с надписью: «Можно есть принесенные с собой продукты» — спускаюсь еще ниже, к набережной. Лестница вывела меня под большой виадук, по которому проходит железная дорога. Сюда не заглядывало жаркое южное солнце. В небольшой одетой камнем бухте покачивались лодки. Два обнаженных по пояс итальянца, жестикулируя и громко крича, ставили на одной из них мачту.

Пожилой нищий в черном потрепанном костюме, небритый и осунувшийся, внимательно следил за ними, забыв про свою лежащую рядом пустую старую шляпу и коробку спичек, которую он держал на всякий случай в руке. Вдруг полиция — тогда он скажет, что торгует спичками.

Выйдя к морю, я долго шел вдоль набережной, любуясь скалами, голубым глубоким цветом воды. Я смотрел на безоблачное небо, на горы, поднимавшиеся слева от меня к этому слепящему небу, на пальмы, из-за которых выглядывали черепичные крыши домов, белые фасады вилл, затененные цветными тентами балконы.

Мягко шурша, проносились по шоссе машины. С моря дул легкий ветерок. Когда порывы его затихали, воздух становился тяжелым от аромата южных цветов, запаха раскаленного камня и бензина.

Спустившись по лесенке к самому морю, я попал на маленький, но благоустроенный пляж. Под цветными зонтиками, в шезлонгах, на полотенцах, на табуретах, просто на камнях сидели и лежали люди. Многие загорели до черноты, другие, еще белые усиленно натирались «Солнечной амброй», третьи легкомысленно подставляли солнцу спину или живот, напоминая по цвету вареных омаров. Подошел вечер. В казино наступал час большой игры…

Слева от широких ступеней подъезда на широкой асфальтированной площадке швейцары уже выстраивали ряды сверкающих автомашин с номерами многих городов и стран Европы. Один за другим подкатывали автомобили — бесшумные, шикарные. Содрав с головы расшитые фуражки, шоферы распахивали тяжелые дверцы, и из недр «кадиллаков» и «мерседесов» выплывали заплывшие жиром джентльмены в небрежно распахнутых фланелевых парах, господа, сухие и чопорные, древние дамы, худосочные юноши, наследники чьих-то несметных богатств, юркие люди без возраста, без профессии. Наступал час большой игры…

Вернувшись в отель, я вышел на балкон. Отсюда хорошо был виден ночной Монако.

Далеко внизу, словно бусинки на невидимых нитках, желтели огни набережной и улиц. Порой одна из бусинок исчезала: ее закрывал раскачавшийся под ветром пальмовый лист. А вдоль улиц неслись редкие в этот час машины.