На суше и на море - 1976

Очень много сделал Корольков для Удокана. В частности, убедил, увлек такого человека, как Морозов. Много вечеров провели они над картой. Спорили до хрипоты. Грозили друг другу: «Карты картами, а вот посмотрим, каково оно в поле!» Шурф, штольня, забой в одной точке, в другой, в третьей. Выбираются образцы. Человеческая мысль соединяет их в цельную, единую картину. Рождается карта. Геологическая, немая для непосвященных, слоистая карта «разреза». Рождается она медленно, и не всегда «дырку», как говорят геологи, удается «проткнуть» там, где нужно, а не рядом, не мимо. Это искусство… и удача. И бывает, что общая картина района, рельеф, сложенный так, а не эдак, флора района, даже фольклор местных жителей позволяют узнать больше и раньше, чем при составлении карты. И часто в таком вот «рудознатском», визуальном исследовании опытный геолог утверждается в своих предположениях, черпает веру и «ведет» карту мысленно проложенным фарватером… Морозов приехал в Намингу. Смотрели вместе с Корольковым, «ползали», как говорят геологи, и Федор Мефодьевич признал:

— Месторождение. И еще какое. За него и голову отдать не жаль… Будем уточнять его и защищать.

И тем не менее в 1958 году Удокан «свернули». Но не таким был человеком Морозов, чтобы вот так взять да и прикрыть богатое месторождение.

Морозов поступил тонко. Приказ есть приказ! И он вывозит из Наминги машины, приборы и, разумеется, отзывает людей. Но все «капитальное» оборудование… остается на месте под тем предлогом, что распутица в этом бездорожном районе не дает возможности вывезти его. В Наминге по распоряжению «шефа» оставлены сторожа…

Морозов выступает на бюро Читинского обкома партии:

— Еду в Москву, товарищи, — говорит он. — Пока геологи пишут отчет, пока есть хоть какой-то резерв времени, будем воевать…

В Москву они отправились вдвоем — Морозов и Корольков. Правильнее сказать, отправлялись, ездили, потому что шесть раз пришлось им курсировать туда-сюда, подвозя свежие материалы: карты, выкладки, графики…

Точек зрения, с которых в высших геологических сферах рассматривались эти материалы, было четыре: 1. Удокан — блеф. 2. Это дело будущих поколений. 3. Имеет смысл поработать, уточнить, столь ли велико месторождение, как кажется сегодня. Закрыть никогда не поздно. 4. Удокан — это сокровище!

Морозов построил защиту на тех двух соображениях, что, во-первых, медные месторождения встречаются далеко не на каждом шагу и, во-вторых, разведка Удокана обойдется чрезвычайно дешево. Это было ясно еще в 1951 году, когда впервые произвели проверку Удокана: медистые песчаники здесь мощны, «компактны», часто выходят на поверхность, и потому требуется минимум горнопроходческих работ.

Нелегко, видимо, было отвергать доводы двух сибиряков, двух специалистов своего дела, двух широко, пламенно, государственно мыслящих людей. Все больше и больше становилось у них сторонников в спорах об удоканской меди. Вопрос рассмотрел Совет Министров СССР: работы на Удоканском медном месторождении продолжать.

— Вторая жизнь теперь у нашего Удокана, — говорил Корольков, когда они возвращались домой. — Отвоевали мы его, а, Федор Мефодьевич?

— Отвоевали, — усмехнулся Морозов. — Почти… Все доводы парировали, все беды отвели… кроме одной: к Удокану нашему ни подойти, ни подъехать. Дороги нет, Миша, до-ро-ги.

Это было в 1959 году. Годом раньше Королькова, начавшего, как говорят, все больше и больше «чувствовать сердце», сменил в должности главного геолога его ученик Эдуард Гринталь. Талантливый геолог, сильной воли человек, он продолжал и приумножал начатое Корольковым и Морозовым.

Задача перед Удоканской экспедицией, вернувшейся в Намингу, стояла ответственнейшая: разведать и оценить запасы до границ меднорудного района с исчерпывающей полнотой и — если можно так сказать — разведать путь к освоению этих запасов. Вот это было уже почти фантастическим. Дороги на Удокан, к Наминге не было. Сами геологи в полевой сезон летели самолетом до Чары, оттуда на оленьих упряжках «до скал». Самолет ЛИ-2. Две тонны на борт — и все. Приходилось разбирать машины, перебрасывать воздухом деталь за деталью и собирать на земле. Ну, трактор еще куда ни шло, можно «забросить», а что делать с электростанцией, мощной «Шкодой»? А судьба Удокана решалась сейчас — сейчас или неизвестно когда. Сейчас нужно было развернуть интенсивные разведочные работы, убрать броню скал, сбить с Удокана каменную печать.

Вот тогда-то и решают Морозов, Гринталь и другие удоканцы пробить к месторождению зимник от Могоч, где базировалась экспедиция, до Наминги…

Зимник был пробит, об этом и шла речь в начале главы. Он сослужил огромную службу: за четыре года были полностью разведаны и оценены недра Удокана. В 1965 году геологи защитили свой отчет в Государственной комиссии по запасам. Сомнений не — было: Удокан — одно из крупнейших месторождений меди!

За открытие выдающегося месторождения группе геологов, в которую, естественно, вошли и Морозов и Гринталь, в 1966 году была присуждена Ленинская премия.