На суше и на море - 1982

_{Снежный баран (самец)}

Мы увидели скалы в виде спрессованных уродцев, сидящих на корточках, и Володя, глядя на них, сказал:

— Хорошо бы снять барана на этих скалах. Отсюда их можно было бы взять «таиром».

— Жалко, что не взяли с собой котлет и сухарей, — сказал Борис, — тогда бы смогли пройти и дальше на восток.

Все лишнее, как уже говорилось, мы оставили в палатке под надзор Таймырки.

И тем не менее мы пошли на восток, и я думал, что лишнее — это фотоаппараты, бинокли и ружья, а не оставленные котлеты и сухари.

Наш поход длился около сорока часов.

И все-таки зоолог — охотник. Ну разве неохотник выдержит то, что выдерживает охотовед ради одной фотографии или какого-нибудь гнезда?

Путоранский баран стал для нас некоей точкой отсчета, некоей системой координат, в которую мы как бы включили весь «биогеоценоз» и всех его представителей. Я даже склонен думать, что без барана мы бы меньше прошли, меньше увидели и меньше испытали. Он стал для нас стимулятором. И эта нелегкая, но богатая по результатам экспедиция останется в нашей памяти под знаком снежного барана.

Мы обследовать район в пределах доступности пешехода. Пора было сменить место базы, чтобы освоить новый район. Было решено не полагаться на авиацию (тут мне, бывшему авиатору, отвесили по заслугам) и перебраться на лодке в долину реки Капчуг, впадающей в озеро. Мой тонкий намек на то, что после похода неплохо бы отоспаться, остался без внимания. Впрочем, по вполне понятным причинам я имел такое же право голоса, что и самый юный участник экспедиции — Таймырка.

Разбитую и рассохшуюся лодку мы нашли на берегу; она досталась нам в наследство от рыбаков, заброшенных сюда на сезон несколько лет назад. От них нам осталась и избушка. Между делом мы привели лодку в порядок и успели убедиться, что она не сразу идет на дно.

А мне, по правде говоря, жалко было покидать избушку, из окна которой каждый день можно было видеть проходящих на север оленей. Выйдя на середину озера, куда незамеченным не подкрадется враг, олени ложились на отдых. Мы старались их особенно не беспокоить: впереди немного отыщется таких безопасных мест.

Володя сел на весла.

— Долго махать веслами, — сказал я, — тут напрямую верст пятнадцать, а по заберегам и того больше.

— Это полезно, — произнес Борис вяло. Борис, человек сильный и необыкновенно выносливый, начинал всякий поход с таким утомленным видом, как будто не отоспался и еле стоит на ногах, а потом шел при полной выкладке сутки и вторые, да к тому же еще перетаскивал Таймырку через горные реки. Я заметил, что такие «сонные» люди часто бывают очень наблюдательными и выносливыми в отличие от сверкающих глазами бодрячков.

Я мысленно не одобрил реплики о полезности гребли, не понимая, что Борису просто лень отвечать на мои не всегда уместные замечания. Володя прошел всего двести метров, дальше лед подступал к берегу.

Мы попробовали колоть лед шестами — напрасно. Володя попытался воспользоваться пешней, но ослабленный лед протыкался, как бумага. Тогда мы стали одновременно прыгать по кромке льда. Отколотые куски ложились на каменистое дно, и мы отшагивали на безопасное место. Иногда отломанные куски удавалось завести за лодку и продвинуться на метр или два. Иногда запихивали их под материковый лед. А ведь после этого похода нам предстояло сделать еще и жилье, где были бы нары, печь, рабочий стол, полки для весов, справочников и дневников.

— Колосники из печки надо выбить, — вяло сказал Володя (и он и я невольно стали подражать расслабленному тону начальника), — иначе в нее помещается совсем мало дров.

— Только не выбрасывай их, — отозвался Борис усталым голосом, — сохрани колосники обязательно.

— Зачем? — опять влез я.

— Вдруг кому-то придется привязывать их к ногам.

Когда мы, промокшие, голодные, напрыгавшиеся, выбрались на Капчуг, то первым делом разогрели суп, захваченный с собой, — кастрюля стояла в лодке — и, подкрепившись, принялись за строительство. Тут следует, наверное, сказать, что в лесу досок нет и если стенки мы обтянули брезентом и полиэтиленовой пленкой, то нары, стол и дверь приходилось делать из досок, тесанных вручную.

На другой день (впрочем, дни недели, числа и время суток для нас не имели особого значения: стоял полярный день) Борис и Володя двинулись в маршрут, а я сказал, что не романтик и потому буду отсыпаться и заниматься бытом.

Когда они вернулись из похода и проглотили завтрако-обедо-ужино-завтрак, Володя сказал:

— А все-таки мы его засняли. Точнее, не его, а ее. Ну, никакого эффекта: валяется — овца овцой.

В следующий раз Борис снял однорогого самца совсем рядом с нашим лагерем. Но и этот снимок вряд ли мог быть удачным, так как баран прятался между камней, из-за которых высовывал однорогую нефотогеничную голову.