На суше и на море - 1982

В Гоголеве — дядя Ваня Куница (78 лет) — заслуженный охотник. Встретит всегда радушно, чаем напоит, а на закуску принесет и поставит на стол ящик из комода, полный грамот и благодарностей за истребление волков и перевыполнение плана по пушнине.

Особенно мне понравился дедушка Игнат. «Эй, ребятенок, заходи побалакать!» — позвал он меня, когда я шел через деревню Алешино. Потом я его фотографировал. Сижу, сижу на кухне, полчаса сижу — все нет деда; заглянул в горницу, а он только что кончил гладить рубаху, пришивает медаль «За победу над Германией»: у медали застежка сломалась. Очень медлительный человек, но все у него сработано в доме добротно, обстоятельно. Показал мне свои запасы. В подполье разных варений и солений, как у рачительной хозяйки, копченое сало, кадушки с грибами…

Да и у всех остальных старичков налажено свое хозяйство, свои коровы, пчелы, приусадебные участки.

Какими только легендами, слухами не обрастали места вокруг Русского озера, пока я стремился к нему. Сказка о таинственном Васильюшке в лаптях, что сажает на одной из грив под лопату меру ржи и сам по себе бродит по лесам. Ты можешь проснуться, а он над тобой стоит, творит молитву.

О целом городе землянок где-то на Кожмино — край когда-то был партизанским. О распластанном севернее Карлашанской ситы огромном самолете военных лет, чей он? О таинственных гулких лодках-призраках, лодках-поплавках из дюраля, — ветер носит их по Русскому озеру, и никто еще эти лодки поймать не смог.

От этих историй мне еще милее и дороже недоступное на сегодня озеро, но я верю, что попаду на него. А пока просто хожу по болоту. Мысль о том, что ты бродишь по нему один, что до тебя никто не садился на этот валун, не лежал на этой кочке, не рвал эту янтарно-желтую морошку, в наш век тесноты и урбанизации делает эти места неудержимо притягательными. Правда, порой и здесь вдруг закраснеет что-то странное. С любопытством подходишь — шарик, занесенный сюда с первомайской демонстрации из Пскова или Новгорода: болото лежит на границе двух областей. А то встретится зацепившаяся за сосну косынка. «Летайте самолетами Аэрофлота», — еще можно прочесть на ней. Я задираю голову в небо, но лишь журавли курлычат там.

Все времена года хороши на болоте. В мае кругом сизая и крупная, как переспелая вишня, необобранная клюква-веснянка, словно снегом припорошенные, поляны цветущей морошки, и по всему болотному краю весной заливаются жаворонки. Никогда бы не подумал ранее, что жаворонки живут на болотах. Жор огромных зубастых щук таков, что насади вместо блесны прутик — и его заглотают.

Хороши болота и в июне. Прохладный ветерок гуляет по равнине, разгоняя комаров, на смену морошке приходит пушица, и снова все вокруг бело, щук заменяют окуни.

Хороши и июль с черникой на островах, с необобранными пластами белых грибов по кромкам черных боров, и август, когда звезды величиною с яблоко так и сыплются на тебя.

_{На подходах к Русскому озеру. Июнь 1980 г. Автор очерка}

Но особенно притягательна на болотах сентябрьская осень. Зеленые мхи вновь усыпаны клюквой, острова полыхают желтым и красным пожаром кленов и осин, и на рассвете в урочище Темный Карман, выбивая копытами ямы, стонут, ревут лоси.

И всегда рядом с тобой первозданность местности, где ты можешь проверить свои силы. Не всем же дано идти к Северному полюсу, лететь в ракете над Землей, взбираться на вулканы. И в центре болот — Русское озеро, я верю — я достигну его. До встречи, Русское озеро!

Осуществить мечту удалось так. Перед ноябрьскими праздниками ударили бесснежные морозы. Собралась группа из шести человек, проводником согласился быть сын Павла Сергеевича — Олег.

Тропочки, пронницы, озера замерзли, и потому шли мы от Замошья, деревни на краю болота, всего десять часов. Уже в шесть вечера поставили палатки в километре от озера на славном сухом бугорке, а на другой день чуть свет побежали к нему на свидание.

_{Болотоступы конструкции автора}

Перед тем как озеру замерзнуть, свирепствовал ветер, гнал волну на берег, и травы, кусты, склонившиеся к воде сосны — все было в ледяных наростах. Ненадолго выглянуло солнце, и четырехкилометровое идеально круглое озеро засверкало в серебряной оправе. Ни души, ни звука, ни единого дымка не виднелось на его сосновых берегах. Я лег на черный тонкий лед, накрылся плащом. Курчавые элодеи, мох фонталис, улегшиеся на ил, блюдечки кувшинок виднелись на дне. И вдруг я заметил движение: какие-то серые тени пересекали светлые пятачки песка. Вгляделся внимательно: огромные окуни, расталкивая боками рдест, словно телята, пощипывали донные травы.