На суше и на море - 1982

На следующее утро по дороге на Пловдив мы увидели посадки деревьев, уходящие далеко к горизонту. Деревца невысокие, совсем молодые. Каждое трогательно запеленуто до половины в белую бумагу и перевязано синей ленточкой. Милко сказал, что это сделано для защиты от грызунов. На сердце сразу потеплело, и забылась ярко-синяя речка, как на плохой цветной фотографии, и «белый снег» в Стара-Загоре.

Мы прибыли в Пловдив к вечеру. Автобус ненадолго остановился у набережной Марицы, самой популярной реки в Болгарии. Вдоль реки — аллея из очень высоких старых тополей. Немногие оставшиеся листья, кора и трава мягкого коричневого цвета. Марица здесь очень широка. Неподалеку друг от друга два моста. Один — очень старый, деревянный, теперь только для пешеходов. Другой — современный, со снующими по нему машинами, автобусами. Над рекой туман. Я пошла по старому деревянному мосту и сразу поняла, почему его оставили, не заменили новым. Почему предпочли новый построить рядом. На старом мосту не слышно шагов, он мягко стелется под ногами. Я дошла до середины. Вокруг вода. На одном берегу — современные высокие здания. На «моем» берегу — молчаливые тополя. Я вернулась на набережную. Издалека Пловдив мне виделся очень ярким и радостным, а он встретил меня тихой аллеей, пустынной «набережной туманов». Ко мне подошел юноша с сумкой через плечо, поздоровался.

— Мне здесь так нравится! — ответила я на приветствие.

Он расстегнул сумку. Она была полна грибов.

— Я собрал их здесь, на набережной. Возьмите на память. Ведь мы почти в центре города — и грибы.

— Я думала, Пловдив белый.

— А он и есть белый. Завтра утром пойдите к амфитеатру — увидите.

В сгущающихся сумерках загудел автобус. Юноша высыпал грибы в мой перевернутый зонтик, и я пошла по мокрой траве, оглядываясь на реку, мост и одинокую фигуру с сумкой через плечо. Автобус сразу наполнился запахом грибов, осеннего леса.

Когда приехали в отель и разместились, совсем стемнело. Дождь усилился. Но я не могла ждать утра. Освободила зонт от грибов, аккуратно разложив их на столе, надела куртку и вновь вышла на улицу. Пловдив, мой белый Пловдив, где ты? Возле отеля никого нет. За углом налетаю на мужскую фигуру.

— Как пройти в центр, пожалуйста?

Незнакомец молча смотрит на меня, потом жестом Симеонки протягивает руку:

— Пойдемте!

Мы идем по темным улицам. Справа неожиданно возникает белое здание с античным двориком.

— Потом, на обратном пути, — роняет мой провожатый, — это библиотека.

Мы пересекаем какие-то дворы, и вот сияние огней, смех, всюду вода. Идем прямо по лужам. Но даже в этот дождливый темный вечер я вижу, что Пловдив и впрямь белый, как будто только что выпал снег и лужи на снегу.

— Завтра не будет дождя, — говорит мой провожатый, — и вы все увидите. Пловдив вымощен белым камнем. Это сделали недавно, потому так светло. Как вас зовут?

Сворачиваем в парк, и у меня возникает ощущение, что высокие деревья, которые здесь преобладают, не потеряли своей листвы, а ведь конец ноября. Дождь кончился, и слабый ветер явно шелестит в листьях. Опять загадка? Впрочем, я рассмотрю все завтра утром.

Возвращаемся по лужам к отелю. Кирил задерживает мою руку. Тогда я решаюсь:

— Я потерялась вечером в Габрове. Мне помогла девушка Симеонка, очень похожая на вас. Добрая и ласковая. Можно подумать, она вам приходится родной сестрой.

Кирил отпускает мою руку, и мы уславливаемся встретиться утром.

Утром идем через парк. Здесь уже все по-другому. Парк спокойный, почти что элегический. Но что это? Мне кажется, я в музее современного искусства. Листва, конечно же, давно опала. Она лежит мягким пестрым ковром. Однако деревья зелены. Но это и не деревья вовсе. Вдоль аллеи выстроились монументальные фигуры. К небу подняты взывающие руки. Это тополя, сплошь оплетенные зеленым плющом, сверкающим на солнце мокрыми листьями.

— Но это, наверное, очень опасно для тополей, — говорю я, указывая на деревья, — этот плющ! Хотя красиво необыкновенно!

— Нет, конечно, если бы было опасно, его не было бы. Звучит убедительно, но я не соглашаюсь и рассказываю ему о ядовито-синей речке, о Стара-Загоре и о моем теперешнем отвращении ко всему синтетическому.

— Индустриализация ценой гибели природы — кому это нужно? Кирил убеждает меня, что, только расширяя производство, развивая промышленность и сельское хозяйство, человечество сможет просуществовать и прокормиться:

— Нельзя сохранить природу нетронутой и одновременно достигнуть промышленного уровня, необходимого для современного общества. Да, существуют национальные парки, но и в них нарушается прежнее естественное равновесие из-за урбанизированного, индустриального окружения. Зато можно и должно создавать новые природные биокомплексы не хуже естественных, которые будут лучше приспособлены к окружающей их промышленной среде. Делать это необходимо уже сейчас, иначе человек психологически не выдержит испытания урбанизацией. Но не затрагивать природу уже просто невозможно.