На суше и на море - 1984

Насте протянула через стол обнаженные руки, взяла в ладони голову Стяпаса. Почувствовав, наверное, что пальцы блуждают по его лицу заученными движениями, без того трепета, с которым ласкали рододендрон, он досадливо мотнул головой и смахнул Настины руки.

— Скоро весна… Прилетят чайки, миллионы, миллионы бакланов… — Насте говорила мягко, словно сказку ребенку рассказывала.

— Бакланы птенцов отрыжкой кормят.

— Бывают и люди, которые постоянно потчуют этим своих близких.

Она встала без вздоха. Подошла к печке, помешала уголь. Стяпаса бесило, почему она и дома ходит в этих меховых замасленных штанах, заправленных в валенки. А руки голые… Насте проскользнула на кухню. Стяпас ненавидел эти ее бесшумные движения. Будто кошка! Он понимал: Насте и к огню-то подошла специально, чтобы убежать не сразу. И дверью не хлопнула. А разговаривать с ним не будет до самого вечера.

Стяпас потрогал зуб. Пальцы опухли, отекли, и поэтому казалось, будто зуб шатается. И другой шатается, и третий, и четвертый. В глубине души Стяпас злорадствовал: скоро выпадут все. Что сейчас? Апрель? Наверно, днем на дворе уже бывает светло. Ел ли он сегодня хоть что-нибудь?

Как же он познакомился с Насте? Ага, это случилось в Вильнюсе. В университетском актовом зале, на вечере танцев.

Он встрепенулся от нахлынувших воспоминаний. Даже голову поднял.

… Торчал он в тот раз, как всегда, в углу зала. Рядом с ним на свободный стул опустилась Насте. Краешком глаза Стяпас мгновенно оценил — семнадцатилетняя. Распарившись, обмахивалась белым платочком. Потом резко повернулась к Стяпасу:

— А вы почему не танцуете?

В те времена Насте все делала внезапно, по наитию. Поступала так, как ей вздумается.

Стяпас уже рот раскрыл — сейчас отбреет. Нет, не похоже, чтобы девушка искала компаньона на вечер. Молоденькая, очень недурна собой. Таким нет надобности набиваться незнакомцу. Черные волосы волнами падали на плечи. Лицо белое, не раскраснелось даже от танцев, огромные синие глазищи. На груди блестящая брошь. Стяпас подумал, что брошь ей ни к чему — внимание отвлекает. Эта девушка не нуждалась в украшениях — только черное платье и эти бездонные глаза.

Он сказал:

— Будь у меня девушка, которую захотелось бы обнять…

— Ого! Разве танец только объятия?

— И ни за что на свете не позволил бы ее обнимать другим.

— С вами не соскучишься!

— В таком случае бросьте размахивать платочком. Пошло! Стяпас ждал: уйдет, обидевшись, или нет? Но когда снова повернулся к ней, увидел, что, пунцовая от смущения, она запихивает платочек в рукав и никак не может попасть.

— А вы… вы-то сами… никогда не бываете пошлым? — Ее лицо все еще горело.

— Разве не вы говорили, что со мной не соскучишься?

— Хозяева вечера могли бы быть и полюбезнее… Стяпас усмехнулся, раскусив нехитрую уловку:

— Никакой я не хозяин. Я с другого факультета. — Потом сжалился и добавил — А я думал, что это вы медичка.

— Нет, я даже не студентка. Мы с подругой пришли, — охотно отозвалась девушка. Румянец уже исчез, но она все еще стеснялась взглянуть на Стяпаса. Каждую фразу теперь обдумывала наперед — боялась попасть впросак. — Работаю на телеграфе. Заходите. Отправлю телеграмму вашей девушке: «Люблю, жду, целую».

Стяпас заметил, что «люблю», «целую» она старалась произнести самым непринужденным тоном. Он снова усмехнулся.

— Нет у меня такой девушки, — сказал он, ощущая легкий приступ скуки, ведь с этих слов все и начинается…

— Не верю. Наверно, вы уже давно женаты. И куча ребятишек!.. — Девушка смеялась немного искусственно. Опять заиграла музыка, и по паркету через весь зал к ним устремился высокий медик в лакированных туфлях. Поклонился ей. Насте отрицательно затрясла головой.

— Но я в самом деле не умею танцевать! — предупредил ее Стяпас.

— Опять неправда! Я вас не раз уже видела, и подружки говорили… — Она прикусила губу, поняла, что проболталась.

То, что им интересуются, Стяпасу казалось естественным. Действительно, еще год назад он не пропускал ни одного танцевального вечера, новые танцы приносил в зал. На него смотрели, выпучив глаза. А теперь что? Все выделывают выкрутасы, как кому взбредет в голову. Вот он и завел привычку сидеть в углу.

Стяпас чувствовал себя в ударе. Хорошо, когда жадно ловят каждое твое слово. Фантазия работает, и слова от этого звучат убедительно, даже самому себе кажется, что ты и раньше об этом размышлял!

Уже добрых полчаса они бродили по тенистой улице Чюрлениса. Кругом липы в несколько рядов: с края — старые, ближе к мостовой — молодые. «Тоже семнадцатилетние», — подумалось Стяпасу.

И слова приходили сами собой. «Если девка влюбится, — подумал Стяпас, — пусть пеняет на себя. Такие речи для девиц опасны».

— Призвание мужчины — борьба. Только в борьбе возможно предельное напряжение всех сил, понимаете? И только в этом — счастье. Ведь путь наш так короток, разве можно прожить без счастья? И если вся наша жизнь — игра, то я желаю играть по-мужски.

— Ну, допустим… Ведь вы физик?

— И что же? — Стяпас заподозрил, что девчонке известно о нем все.