На суше и на море - 1984

И снова подобран прекрасный коллектив (их называют нечаевцами, и этим все сказано). Снова начат труд, вдохновенный, неутомимый, словно в марте 1922 года Нечаев появился на свет под знаком Феникса — птицы, возрождающейся из пепла. Благо новый начальник Нечаева — председатель Росохотрыболовсоюза — оказался прозорливым руководителем, ценил и ценит достигнутое в Нижнекундрючен-ской.

— Может быть, к лучшему, — сказала я, — что все так сложилось и Маныч вы повторили на новом месте. Теперь никто не скажет, что успех в Нижнекундрюченской случаен и что по природным и климатическим условиям у нас в стране невозможно достичь столь же высокой плотности дичи, как в европейских социалистических странах.

Тогда-то Нечаев и бросил свою удивительную фразу: «Был бы лес, на любом месте можно развести много дичи».

Поговорка «Из-за деревьев леса не видно» показалась мне как нельзя точной, когда мы с Нечаевым снова двинулись в путь. Вокруг лежала как будто самая обыкновенная земля. И все-таки здесь она стала таинством, именуемым на языке биологов сообществом растений и животных. Было бы наивно утверждать, будто Нечаев сотворил это таинство, не входя в противоречия с лесхозом, колхозом, Главохотой РСФСР.

__ Обернись ты самим господом богом, но без ягодных кустарников фазана не разведешь. Этой птице нужны продуваемые посадки: лох, облепиха, терн, боярышник, шелковица. Чтоб птица всех видела, а ее никто. Чтоб поблизости были поляна и водоем. Ей корм, вода и галька нужны на месте. На далекие расстояния она не летает. И чтоб выпаса скота не было рядом. Кажется, создали первый в стране естественный фазанарий, кажется, занимаем первое место по массовому воспроизводству и отлову дичи для расселения! Лесхоз же норовит не то что поставить нам палки в колеса, а оглоблю старается вбить. Кто занимает первое место по браконьерству на нашей территории? Работники лесхоза. Кто не выполняет распоряжение Министерства лесного хозяйства РСФСР, не сажает в местах дичеразведения нужные кустарники, а, наоборот, корчует их и вырубает? Директор лесхоза! Кто губит дуплистые деревья, где гнездятся сизоворонки, удоды, живут белки, куницы, сони, летучие мыши? Работники лесхоза. Кто наперекор решению райисполкома выделяет земли под индивидуальные огороды в зонах покоя дичи? Лесничие! В центре заказника ездят автомобили, гремит музыка, лают собаки — все с согласия лесничего. Ответ же такой: «Земля лесхозная, что хочу, то на ней и делаю!» А что вырвано для охотхозяйства — все ценой наших громадных усилий.

Мне довелось увидеть, как отстаивает Нечаев интересы природы.

Судя по деревьям, которые столбами чернели на межах, огонь рвался к небу, неистовствовал, гудел. Как порох, загорался иссушенный прошлогодний тростник, мгновенно испепелялся, перекидывая жар по ветру, пока все заросли не обратились в яростный гигантский костер. Все обитавшее здесь — прекрасное, трепетное, полное жизни — было подвергнуто страшной казни. И когда? Весной!

Живыми факелами бежали ондатры, летели цапли, фазаны, утки, камышовки, лысухи. По воле человека место массового поселения дичи — микрозаповедник — превратился в зловещее пепелище. Конечно, бригадир колхоза не мыслил экологическими категориями, когда подходил к этому, на его взгляд, бесполезному месту с факелом в руках. Он вообще ни о чем не мыслил, кроме того, что должен выполнить распоряжение председателя колхоза. А председатель указал — привести в порядок колхозные земли, выведенные из севооборота. Огнем ли, плугом ли, он не уточнил. И бригадир, кстати бывший главный агроном колхоза, решил, что огнем интереснее и быстрее. Когда же разъяренный Нечаев приехал к нему с протоколом, бригадир крайне удивился. В колхозе «Россия», где он работает, привыкли жечь: стерню, чтобы уничтожить вредителей, солому, чтобы не возиться с ней. А что огонь препятствует бактериологическому развитию почвы, что состояние ее микрофлоры отразится на урожае, что солома — корм для скота и зимой приходится ее закупать у более рачительных хозяев, что, наконец, в колхозе и трех близлежащих лесничествах нет ни одной пожарной Машины, никто не помнит. И никто не расценивает эти поджоги как преступление.

Разговор на месте пожарища, куда мы с Нечаевым попросили выехать председателя колхоза, кажется мне достойным внимания читателей.

— Я бы оправдал поджигателя, — сказал Нечаев, — если бы он что-нибудь здесь посадил. Была вода, и осталась вода. Ни один трактор тут не пройдет — завязнет. Слышите, лягушки квакают, а на пшеничных полях лягушек не бывает.

— От меня как председателя требуют использования земли. Пригодна она для пашни, не пригодна — никто не разбирает. Был здесь главный землеустроитель Управления сельского хозяйства. Смотрел. Только-только разлился Донец, росли такие камыши, что нельзя было зайти. Все равно: «Числить в пашне». — «Но тут никто никогда не пахал!» — «Осушите».