На суше и на море - 1988

«Был я тогда 17-летним парнем, когда как-то отправился купаться на Старый Днепр, на то место, что напротив колонии Канцеровка. Пришел на берег, смотрю, что за диво? Стоят какие-то суда: длинные-длинные и хорошо сколоченные, похожие на нынешние дубы. Считаю, получается — семнадцать. Я одежду с себя, кидаюсь в воду и давай их осматривать. Оказалось, что они более чем наполовину занесены песком и только верхняя часть их выдавалась из воды… За некоторое время до того на Днепре был большой паводок, вода повыносила много песка из русла и сама опала, вот тогда и появились суда, возможно затонувшие очень давно. Осмотрев хорошенько свою находку, я побежал сообщить о ней своему отцу. Да что отец мог сделать с судами? Посмотрел, выдернул несколько бревен из них, на том и закончилось. Скоро вода снова стала прибывать и снова покрыла суда».

Находки аквалангистов часто не просто подтверждают, но и буквально иллюстрируют строки архивных документов. Пушки и ядра, самое различное оружие — шпаги и сабли, ружья со штыками, пистолеты, клейменные российскими оружейниками, клепаные котлы, якоря, корабельная утварь. Скажем, на хортиц-кой карте, составленной инженер-капитан-поручиком Плаутиным в 1738 г., указывается, где для защиты флота от внезапного нападения зимой лед на реке вокруг стоянок «полынился». Именно в таком месте на дне Нового Днепра и были обнаружены четыре старинные пешни. Кованые, с удобными деревянными ручками, они лежали в полусотне метров от берега — там, где устраивалась защитная линия прорубей… Ну и, наконец, первый челн, отобранный у реки.

— Я уверен, — говорит Г. И. Шаповалов, — Славутич, остров Хортица еще порадуют нас многими уникальными корабельными находками. Днепровская вода морит старинные шпангоуты.

Речные глубины таят немало тайн. Один из пионеров подводной археологии, французский ученый Филипп Диоле, в свое время советовал: «Археологи, учитесь нырять — будущее вашей науки лежит под водой!» И впрямь дальновидный совет.

Сергей Монин ХРУПКИЙ БАРЬЕР

Очерк

Художник И. Гансовская　

В одном из американских географических журналов мне попались цветные снимки Австралии, сделанные со спутника. Вдоль всего северо-восточного побережья голубое море было густо усыпано множеством желтовато-коричневых точек, словно кто-то основательно поперчил его. Так выглядел из космоса Большой Барьерный риф (ББР), гряда коралловых рифов и островов, которая протянулась от южных берегов Новой Гвинеи до мыса Санди на 2300 км. В северной части ее ширина не превышает двух километров, зато в южной кораллы выстроили на материковой отмели целый архипелаг, местами шагнувший в океан на полторы — сотни километров. Считается, что ББР насчитывает примерно 2500 островов, отмелей и рифов. Но точное число их неизвестно, ибо никто не знает, сколько сотен, а может быть и тысяч, клочков суши появляется из моря во время отлива, чтобы через несколько часов опять скрыться в волнах. Поэтому и площадь ББР, по разным оценкам, составляет от 207 до 210 тыс. км², т. е. он в семь раз больше Бельгии и чуть меньше Великобритании.

Ученые-океанологи единодушны в том, что Большой Барьерный риф — это единственная в своем роде естественная лаборатория и генетический запасник морской фауны, созданный природой 400–500 млн лет назад. Одних только разновидностей кораллов здесь около 400. В мелких теплых водах обитают 1500 видов рыб, самая большая в мире популяция гигантских зеленых черепах и самая значительная на Тихом океане популяция их меньших собратьев, так называемых ложных каретт. На коралловых островах гнездится больше 3 млн морских птиц — чаек, буревестников, крачек, олуш. На многих маленьких островках гнезда расположены так тесно, что пройти, не раздавив их, можно лишь вдоль кромки прибоя.

Наконец, Большой Барьерный риф уникален еще и красотой своего подводного мира. Будучи в Болгарии, я познакомился на знаменитых Золотых песках с австралийцем Роном Эллисом. Такого энтузиаста ныряния с маской встречать мне еще не приходилось: он буквально с утра до вечера не вылезал из воды. И все-таки казался недовольным. Когда я поинтересовался, как ему нравится Черное море, он вежливо ответил, что, «конечно, здесь очень красиво». А потом разразился страстным монологом, который растянулся на добрые две недели, до самого его отъезда: