На суше и на море - 1990

Но на смену Колесову пришел Иван Енисейский, а он-то всего за год правления собрал для себя здесь преогромную дань: 6000 соболей (150 сороков), 1070 лисиц и 200 бобров. Чтобы представить все это, давайте сравним «трофеи» Енисейского с ясаком, доставленным в Москву Василием Колесовым, — тот привез Петру 88 сороков и 14 соболей (3534 штуки), 5 черно-бурых лисиц, около 900 сиводушек и простых лисиц, 93 морских бобра. Так что куда там царю Петру до Ивана Енисейского! И куда там подавно Владимиру Атласову, убитому якобы за. припрятанную чернобурку и награбленные 30 сороков соболей, четыре сотни лисиц и 74 морских бобра!.. Но ведь Енисейский ушел с Камчатки не только живым, но и в паре с «правдоискателем» Колесовым, который год еще жил на Камчатке, дожидаясь Енисейского, не рискуя пробиваться одним своим отрядом через опасную корякскую тундру. К слову сказать, я не думаю, что Енисейский любил делиться — что-то непохоже.

И совсем уж, казалось бы, нестерпимым был приказчик Алексей Петриловский, пришедший на Камчатку в 1715 году. Но и здесь до нового «смертоубийства» дело тоже не дошло. Почему? Наверное, потому, что грехи теперь покрывать было уже нечем. Так что, безусловно, Курильские острова сыграли в той печальной истории далеко не последнюю роль, особенно, конечно, в решении самого Ивана Петровича Козыревского о присоединении к отряду Анциферова. И потому это вот новое время на полуострове, без мятежей и бунтов, по-новому высвечивает и эту связь двух великих исторических фигур — Атласова и Козыревского, и то, что гордиев узел их противоречий был завязан все же на этих вот островах, и узел этот можно было только разрубить — иной развязки, по-видимому, не видел ни тот, ни другой. Впрочем, это уже другой сюжет.

Вернемся к приказчику Петриловскому. Он «процарствовал» два года, и каждый день его правления был подчинен одной только цели — скопить как можно больше пушнины. Петриловский не стеснялся в средствах: узнав, что отряд Колесова — Енисейского разгромлен в Аклане коряками, он выменивает у них часть отбитого ими у казаков ясака и присваивает его. В руках приказчика была и камчатская торговля. Цены он сразу вздул такие, что народ волком взвыл. За фунт табака, например, требовал 60 соболей — и попробуй откажись, не купи, когда есть указ царский…

Но и этого ему было мало — в своих мечтах он прибирал к рукам и мягкую рухлядь, накопленную на Камчатке старожилами казаками. Нужен был только повод. Но тот, кто ищет его, всегда найдет — и в числе самых первых жертв Петриловского оказался Козыревский. Петриловский обвиняет его в смерти трех камчатских приказчиков и начинает новое следствие по этому делу. И тщетно пытается доказать бывший есаул, что за участие в убийстве Атласова разбирался уже по его делу приказчик Колесов и снял вину за мореходческий подвиг, совершенный во славу России. Но Колесов был мертв. Да и наплевать было Петриловскому на то, оправдан или нет Козыревский, убивал тот или не убивал приказчиков. И на дыбе, и на правиле, и прижигая тело казака каленым железом, и срывая щипцами ногти с пальцев, он требовал только одного признания:

— Укажи, где твои потайные амбары с пушниной… После Енисейского ты оставался за приказчика, и, как нам известно, занимался ты здесь грабежом… Знаем, что привез ты и с тех полуденных островов…

И вслушивался, не слетит ли с запекшихся губ его жертвы желанное слово. Дождался-таки Петриловский — открыл Козыревский часть своих тайников. Но Петриловский и в мыслях не имел отпустить на свободу своего узника — знал незаурядные его способности разжигать людские сердца гневным и страстным словом своим. Боялся Петриловский, что и его может постичь участь тех, следствием по убийству которых он якобы занимался.

Но где-то дал промашку приказчик и не успел довести до конца задуманное — Козыревский дал обет постричься в монахи, и пришлось выпускать его на волю.

Так стал Иван Козыревский иноком Игнатием.

А Петриловский разорял уже других и скоро имел в своей собственности 5669 соболей, 1545 красных и 161 сиводушных лисиц, 169 выдр, 207 морских бобров и, кроме того, огромное количество меховых лоскутов и меховой одежды.

И главную долю всех этих богатств он «вымучил» из казаков, применяя кнуты, батоги, пытки, заковывая в кандалы и забивая в колодки, сажая в тюрьму…

Так что чувствовал себя Петриловский на Камчатке как рыба в воде и не очень-то боялся «охочих до бунтов» казаков-камчатцев. Это-то и странно… А впрочем — еще раз вспомним, что Курильские острова уже были открыты…

Но возмездие все же пришло. Правда, со стороны. В 1716 году на лодии «Восток» казачий пятидесятник Кузьма Соколов и мореход Никифор Тряска проторили дорогу из Охотска в Большерецкий острог по Охотскому морю. Узнав на Камчатке о всех злоупотреблениях пятидесятника Петриловского, Соколов сместил его с должности, посадил под караул, а имущество конфисковал в казну. На следующий год бывшего приказчика на лодии доставили в Охотск, а оттуда отправили на суд в Якутск.