На Святой Руси

Ещё один монгол рядом, кричит что-то по-своему, саблей размахивает. Сошлись, начали ударами обмениваться. Другого басурманина связали боем парни – Афанасий и Фрол. Монгол, что с Сашей бился, злобен, как ифрит. Саблей без устали бьёт, да Саша все удары на щит принимать успевает. Вдруг монгол покачнулся в седле, на миг замер. Саша сразу уколол саблей в грудь, а вторым ударом голову снёс. Ба, да это ездовой помог. Спрыгнув с облучка, он швырнул в голову монгола камень и сейчас схватился ещё за один.

– Молодца! – крикнул Саша.

Парни уже добивали своего противника. Монгол ещё сидел в седле, но вся кожаная защита в крови. А парни как обезумели, наносили колющие удары, пока монгол не рухнул на землю. Уф, вроде все. От колонны пленных вопль разноголосия.

– Парни, режьте верёвки!

И сам спрыгнул с коня, саблю в ножны вернул, ножом путы на пленных резать начал. Парни помогали. Кто освободился, бежали в лес, несколько человек стояли, не зная, что предпринять.

– Убегайте! – громко крикнул Саша. – И подальше в лес! Не ровен час татары налетят.

В седло поднялся, на стременах привстал, чтобы видно его было.

– Уходите все с дороги! Бросайте подводы, спасайтесь!

Ездовой, что камень в монгола швырнул, спросил.

– За кого свечку ставить? Как звать тебя, воин?

Почему Саша так ответил, сам не понял.

– Белый рыцарь!

Подсознательно имя не назвал, остерегаясь. А вот всплыло из подсознания.

– Трофим, ты ранен?

– Стрелой в плечо задело.

– Едем к Петру.

Когда подскакали, Пётр уже не дышал. Хоронить уже времени нет, а бросать – не по-христиански. С коня Афанасий соскочил, поднял мёртвое тело, перебросил поперёк седла.

– А ты как? – спросил Фрол.

– Буду рядом бежать, за стремя держаться.

Попетляли по лесу, чтобы сбить со следа возможных преследователей, но никто их не догонял. Через версту-две остановились.

– Хоронить надо, ищите место, где земля помягче, лучше холмик.

– А как же без домовины? – вскинулся Афанасий.

Домовиной называли гроб.

– Где же её взять в лесу? Вспомни Степана? По-христиански упокоен, не каждого воина в домовине хоронят да со священником.

Насупились парни, но вариантов нет. Саблями, работая попеременно, вырыли могилу. Александр молитву счёл. Руками землю закидали, вроде холмика сделали. В изголовье нож убитого воткнули. Наткнётся случайный прохожий, пусть знает – воин там упокоился. Ехали к шалашу в молчании. Не верилось парням, что Петра с ними нет. Утром шутили все вместе, а теперь нет, уже навсегда.

Афанасий костёр развёл, сварили похлёбку, получилось вроде тризны. В унынии парни, в печали. Саша сам через такие испытания прошёл, знал – каково терять друзей или боевых товарищей в самом расцвете сил.

Утром доели скромные остатки хлеба. Саша решил в деревню съездить, с ним Афанасий увязался. Вдвоём сподручнее и не так скучно. Провизию купили, по мешку к сёдлам приторочили. Только выезжать, навстречу трое конных дружинников. Немного не разминулись. Старший руку поднял.

– Стоять! Кто такие?

А лицо знакомое и голос. Сразу вспомнился Муром, торг, вербовщик.

– Егор? – воскликнул Саша.

– Что-то я тебя не припоминаю, – недоумённо свёл брови дружинник.

Дружины удельных князей, кто противиться татарам начал, были разбиты наголову. Таких мало оказалось. А кто уцелел – разбежались. И если эта троица в дружинной одежде, в шлемах и кольчугах, то к бабке не ходи – Андрея Александровича люди, а стало быть – враги. Боя уже не избежать, тем более один из дружинников на коне бочком бочком, а обошёл, назад путь отрезав. А коли так, скрываться нечего.

– Не припомнишь ли, Егор, как человечка ты во Владимир посылал, да с письмецом к боярину Щепкину. Правда, давно это было, ещё по зиме.

– Было дело.

– Человечек-то твой не доехал моими стараниями.

– Ах ты пёс шелудивый! Брать их!

Ну да, взяли, как же! Постараться придётся. Саша саблю выхватил. А Егор лыбится.

– Я твою башку Антипу Онуфриевичу привезу, будет ему подарок.

– И Пафнутию-десятнику покажи, змее подколодной.

– А! – закричал Егор и коня на Александра направил, меч выхватив.