На Святой Руси

Он был в четырёх. Выскочил на улицу. Побежал в другую сторону, начал избы осматривать, осторожно, опасаясь. А только живых здесь не было. Трупы, сундуки нараспашку. Побывали уже убийцы и грабители. Вышел на улицу, услышал удаляющийся топот копыт. Один татарин точно ушёл. Видимо, бесчинствовал в этих, последних домах, пока Саша в других избах месть вершил. Догонять не стал, татарин мог притаиться или в сторону с дороги свернуть. Да и усидеть на татарской лошади мудрено. Седло есть, а стремян нет. А лошади татарские норовистые, злые, кроме хозяина, никого не признают. Принудить подчиняться можно, применив силу – кулаком или ногой по морде, но будет ли слушаться команд?

Саша вернулся в избу, где Любава осталась. Решение пришло сразу.

– Собирай свои пожитки, уходим. Делать тебе одной здесь нечего. Деревня близко к кордону, не дадут вам татары спокойно жить.

– У меня больше нет никого. Куда я пойду?

– Со мной. Бери сарафаны или чего там у тебя, вяжи в узел. В хозяйстве лошадь есть?

– Есть.

– И подвода?

– Как в деревне без подводы? Знамо, есть.

Саша пошёл запрягать лошадь. Провозился с полчаса, пока вывел лошадь за уздцы к воротам. А Любавы всё нет. Забежал в избу. Девушка рядом с убитой матерью сидит, по лицу её гладит.

– Похоронить бы надо, чтобы по-человечески.

– Надо. Только один татарин ускакал. Вдруг подмогу приведёт? Тикать надо.

Женщины привыкли мужчинам подчиняться. Всё же есть хорошее в Домострое. Узел её Саша на телегу забросил, девушку подсадил, сам на облучок взобрался. Пока ехали к избе знахарки, Любава назад смотрела, в последний раз на свою избу. Не успели остановиться, Авдотья от забора к ним кинулась.

– Что там?

– Вестимо – татары. Собирайся, всем уходить надо. В деревне живых несколько человек осталось.

– Да как же? А травы у меня припасены, в амбаре сушатся. Их бросить?

– Ты ополоумела, Авдотья? А если татары явятся поквитаться? Всем аулом сильничать будут, а потом продадут за моря далёкие. Травы ты и в другом месте соберёшь. Знахари везде нужны, без куска хлеба не останешься. Рухлядь бери, чугунки, вяжи в узел. К рассвету нам бы подальше отсюда быть.

Саша не обольщался. То, что татар срубил, – везение. Если бы они все разом на него накинулись, никакая знахарка куски тела не собрала бы. А получилось – поодиночке выбил, жаль, что не всех, ушёл один.

Авдотья вынесла из избы два больших узла.

– Всё, что нажила, жалко бросать.

– Едем.

По темноте ехали долго. Как лошадь с грунтовки не ушла – большая загадка. Кошки в темноте видят, а лошади? Слух у них хороший и нюх, это Саша точно знал. Под утро лошадь с телегой загнали в лес, спать улеглись, прямо на телеге, уложив под головы узлы. У Любавы потрясение сильное, Саша к крови и смерти привык, но тоже неприятно. Одна Авдотья ночь прожила без страшных картин, а изба – дело наживное. Уснули быстро, а проснулись от прохлады. Конец августа в средней полосе да ночью не самое жаркое время. Саша приседать стал, руками-ногами размахивать, кровь разгоняя. Женщины смотрели с удивлением. Впрочем – не было слова тогда такого – женщины. Девушек девками называли, кто постарше – бабы. Уважаемых мужчин, кто при должности или звания боярского, – мужами, а простолюдины – мужики. Мужей по имени-отчеству, а мужиков по имени, а чаще вместо отчества прозвище добавляли – Васька Рябой или Пантелей Одноглазый.

Одна Авдотья предусмотрительной оказалась, поскольку прихватила в узел каравай хлеба и сушёную рыбу, ими позавтракали, запив водой из ручейка. Уселись на телегу, поехали. Александр к женщинам обращается:

– У кого где родня есть?

Обе молчат. Впрочем, Любава говорила, что родни в других местах нет. Выходит, все трое сироты. И у женщин надежда на Сашу. Одинокой женщине выжить в это суровое время сложно, можно сказать – невозможно. Саша решил ехать в земли северные. Под ними он понимал все, что на карте выше Москвы и Владимира, севернее. Но не побережье Онежского озера или Белого и Баренцева морей имел в виду, где сейчас Архангельск или Мурманск. Конечно, комары и там живут, но лучше всё-таки земли плодородные, где потеплее.

В мошне денег немного осталось, на пропитание в пути хватит. Руки у него не отсохли, на новом месте заработает, избу купит. Да и Авдотья знахарствовать будет, не обуза. Выкрутятся, а от татар злокозненных лучше подальше жить. О чём женщинам объявил, чтобы не кручинились, не брали в голову дурного. Могут ведь подумать – доберётся он до Переяславля, вернётся в дружину, а им тогда как? Человек перспективу в жизни видеть должен, тогда всё ладится. Неизвестность же пугает, томит неопределённость. Почему-то вдруг Фотий вспомнился. Вернулся ли он с иконой во Владимир, в монастырь? Или Александра ожидает?

– Тогда в Кострому путь держим. Далеко, но город татары не брали, не по пути им. Потому спокойнее. Да и дело у меня там.

В города не заезжали, останавливались на постоялых дворах в сёлах. Саша снимал сразу две комнаты – для женщин и для себя. Через неделю пути баню устроил. Передвигаться по грунтовой дороге всегда пыльно. Снова мылись вместе, потом поужинали.