На свободе (ЛП)

   - Послушайте, старина, - к сожалению, не знаю вашего имени, - я продаю сторожевую собаку, и подумал, что, может быть, вы захотите приобрести этого самого замечательного во всем графстве пса, поэтому решил зайти и спросить за него смехотворную сумму...

   - Я не дам за вашу собаку ни цента.

   - Почему? Вам не нужна собака с взглядом пронзительным, словно горный бур, которая будет сидеть и смотреть за вашими вещами сорок лет, если вы ей прикажете? Вам не нужна собака, подобная этой?

   - Абсолютно.

   - Это поразительно. В этом месте что, нет спроса на сторожевых собак? Вы четвертый человек, которому я ее предлагаю. Вам она действительно не нужна?

   - Конечно, нет.

   - А вам не нужна породистая собака для щенков или, скажем, пудель?

   - Нет, сэр.

   - В таком случае, может быть, вы одолжите мне пять долларов под залог этой собаки? Я верну их вам завтра.

   - Нет.

   - Не возьмете ли вы ее в подарок, и не угостите ли меня жевательным табаком?

   - Я не жую табак.

   - Очень странно, - задумчиво пробормотал он. - В этом месте человек не пользуется уважением. Значит, вы ее не возьмете?

   - Нет.

   - В таком случае, пошла вон, или я выбью из тебя душу.

   С этими словами он так пнул собаку, что та вылетела на середину улицы, и ушел.

   Торговля собаками в Милбурге явно не имеет никаких перспектив.

ГЛАВА XXIV. СОБАКА МИСТЕРА БАТТЕРВИКА И ДРУГИЕ СОБАКИ

   Однажды я встретил на улице мистера Баттервика, который вел свою собаку на поводке. Он сказал, что это очень ценная собака, и ему хотелось бы вернуться с ней домой без приключений; но ему нужно встретить поезд, и я оказал бы ему неоценимую услугу, если бы отвел собаку к себе домой и подержал ее там, пока он ее не заберет. Мне совершенно не хотелось этого делать, но огорчать Баттервика не хотелось тоже, поэтому я согласился. Баттервик вручил мне конец поводка и поспешно удалился. С большим трудом я привел собаку домой и запер в подвале. Примерно через час я получил телеграмму от Баттервика, в которой сообщалось, что он вынужден отправиться в Джерси, и вернется домой только через неделю или две. Это случлось 12 июня, и с тех пор в подвал спустились только два человека. Первым была служанка; она спустилась за холодной говядиной и вернулась взъерошенная, с кровоподтеками и множественными укусами на ногах. После этого спустился я, чтобы успокоить разозленное животное. Оно, однако, успокаиваться не желало, и если бы мне не удалось вовремя впрыгнуть в угольную корзину, в которой я оставался часа четыре, пока она не уснула в дальнем углу, я, безусловно, был бы разорван на куски. Мы решили, что нам придется обходиться без подвала, пока не вернется Баттервик и не заберет свою собаку. Но Баттервик телеграфировал, что задерживается, и собака, прикончив все припасы в подвале, лаяла всю ночь, после чего, 2-го июля, выбралась по лестнице и обосновалась на заднем дворе. После этого мы входили в дом только через переднюю дверь, ожидая возвращения Баттервика. Когда цвела герань, собака устраивала себе на ней кровать; так что мы не могли получать наслаждение от своих цветов. Пока она была у нас, созрели вишни, и сгнили на деревьях, за исключением немногих, съеденных мальчишкой Смита, который затем был вынужден пулей вылететь за ограду, не любопытствуя, как собака Баттервика собирается использовать сорванные с него штаны. Поскольку Баттервик не возвращался, собака наслаждалась жизнью, бродя по двору; но однажды, обнаружив окно в гостиной, запрыгнула в него и получила во владение эту комнату и коридор. Я попытался изгнать ее, используя вешалку, но только сбил с каминной полки две дорогостоящие вазы, а собака так разозлилась и приняла такой угрожающий вид, что я поспешно захлопнул дверь и поднялся на второй этаж, перепрыгивая через четыре ступеньки.

   В доме не было ничего для нее интересного, особенно в гостиной, и я не могу себе представить причину, по какой она предпочла остаться там. Но она осталась; и, поскольку Баттервик не возвращался, мы не могли изгнать ее оттуда. В четверг она разбила зеркало, намереваясь подраться с другой собакой, которую, как она думала, увидела в нем, а заодно разодрала в клочья обивку дивана. В субботу она занялась холлом и напрочь испортила около восьми квадратных ярдов брюссельского ковра. Закончив, она вернулась в гостиную. Наконец, я одолжил собаку Коффина, и отправил ее биться с собакой Баттервика. Это было захватывающее сражение. Они воевали за кресла и диван; они опрокинули стол и разбили все, что на нем стояло; они усеяли ковер пятнами крови и клочьями шерсти; они запутались в тюлевых занавесках и оборвали их вместе с карнизом; они кусались и рвали одна другую с пеной у рта; наконец, собака Коффина сдалась, поджала хвост и отступила, в то время как собака Баттервика спокойно устроилась на турецком ковре, ценой в шестьдесят долларов.