На темной стороне Луны

— На свадьбу? Конечно… Слушай, как ты смотришь на то, чтобы уехать? — предложил неожиданно Тура.

Переговоры арбитров затягивались, над рингом с целью экономии погасили огни.

— Ну, если поединки восходящих мубекских звезд оставляют вас равнодушным… — Силач развел руки.

Когда они вернулись, Надежда с Улугбеком были уже дома. Мальчик готовился ко сну. Надежда сидела у телевизора. Увидев Туру с Силачом, она приглушила звук:

— В какое время, Тура, тебе завтра на занятия?

— С самого утра. К девяти.

— Я не знал, что ты учишься, Тура-ака, — почтительно заметил Силач.

— Я не учусь. Преподаю. На общественных началах.

— Где? Позволительно спросить?

— В университете правовых знаний.

— Тогда правильнее — «преподавал». Я думаю, ты уже освобожден по собственному желанию. Приятно, что когда нас выпирают с работы, то одновременно отовсюду сразу.

— Туру-то ушли на пенсию, — заступилась жена.

— А меня — в народное хозяйство. Какая разница? Важно, что поперли!

Надежда промолчала. Считалось, что Силач уволен из органов за проступок, граничивший с преступлением.

Было так. Группа продавцов, приторговывавших «левой» водкой, обратилась с жалобой на то, что старший оперуполномоченный Силов вымогает у них взятки, пытается обложить помесячным налогом. Силов и в самом деле преследовал их с непонятным ожесточением, таскал в дежурную часть, штрафовал — всячески мешал жить. В один прекрасный день, когда один из подписавших жалобу, Шамиль, с конвертом в рукаве вошел в кабинет Силача, сразу следом за ним появилась инспекция по личному составу — на милицейском сленге «черная кошка».

В конверте оказалась крупная сумма, Шамиль доказывал, что он принес ее по требованию Силача, Силач настаивал на том, что его пытались спровоцировать.

Оба взаимных обвинения рассматривались одновременно.

Установить истину не удалось. Да и не очень старались. «Инспекция по личному составу» и в том, и другом случае мудро истолковала каждое сомнение в пользу обвиняемого. Шамиля отпустили. К уголовной ответственности за взятку Силача не привлекали — но с учетом его дерзкого поведения при разбирательстве вышибли с треском в 24 часа как «утратившего доверие администрации». И ничего доказать за пять лет он не смог…

Лучший сыщик, которого знал когда-либо Тура, работал сейчас в какой-то недостоверной шарашке, в странной должности «инженера по организации социалистического соревнования».

— Я ведь, если ты помнишь, Тура, тоже был тогда в университете. Правда, слушателем.

— Слушатель — другое дело, — заметила Надежда.

— Пойдемте на кухню, — позвал их Тура.

Чай он заварил сам. Предварительно обдал посуду кипятком, налил первый раз в пиалу, опрокинул содержимое назад, в чайник.

— Чойни кайтаринг[6], — механически прокомментировал Силач. — Между прочим, я этого сукина сына — Шамиля первые месяцы почти каждый день встречал. Идет, улыбается: «Как дела, Валентин Устинович? На работу еще не устроились?..»

— Кстати, а легко устроиться на работу уволенному из органов? — с усмешкой спросил Тура.

Силач достал из кармана наручники. Снова сунул в карман:

— Я в трест Мубекирмонтаж пришел, а кадровик, которого я однажды в вытрезвитель доставлял, а потом ему на работу не сообщил, пожалел мерзавца, повертел в руках мою трудовую книжку, говорит: «Извините, но вы думаете, только вам надо в лапу, потому что с „левым“ товаром прихватываете? А другим как жить? Сходите и подумайте!» Я с непривычки просто онемел, а он мне сочувственно поясняет — «…и вообще, товарищ майор, я бы с вами в разведку не пошел, чтобы на пустом месте зубами щелкать!» — «А я бы с тобой пошел, — говорю. — Чтобы тебе пулю там влепить в лоб, прохиндею».

— Плюнь, — постарался успокоить его Тура. Силач уже не мог остановиться.

— Ну да, я вот посмотрю, как ты поплюешься! Слюней не хватит! Вот ты пойдешь устраиваться, и выяснится интересная картина. Одни не берут потому, что ты бывший мент, который их прижимал, штрафовал, не давал жить. Для других ты — потенциальный стукач, лучше не связываться. А для третьих — не вызываешь административного доверия. Между вами — стена. Милиция обо мне забыла — я уволенный! Следовательно, скомпрометировал себя! Но кому-то должно же быть до нас дело?..

— Может, хватит все-таки? — попросила Надежда.

— Хватит, — согласился Силач. — Все! Когда я начинаю думать об этом, моя язва двенадцатиперстной сразу обостряется. Мне и в госпитале главный хирург сказал: «Или забудьте об увольнении, или готовьтесь под нож…»

Тура налил по обычаю чай сначала себе; потом гостю и жене, меньшие пиалы каждому — в знак уважения.

На пороге появился Улугбек, который давно отправился спать.

— Папе звонили, чтобы он завтра пришел в управление к следователю…

— Что же ты молчишь?! — возмутилась мать.

— Я не молчу. Я забыл. А сейчас вспомнил. «Завтра в первой половине дня…»

Силач показал головой:

— Поздравляю! К нам приехал ревизор.

— Забавно, что именно с меня начинают, — пожал плечами Тура.