— Конечно, с тебя! — сказал Силач. — Ты не нужен! Непочтителен! И неприлично любопытен. Глубоко копаешь — неизвестно, что выкопаешь. Ну останется убийство Корейца нераскрытым — так зарегистрируют несколько раскрытых краж! Смотришь — по проценту раскрытия особо опасных преступлений и вылезли!..
Из газет:
Университет правовых знаний размещался рядом с театром, в одном из отстоящих далеко друг от друга выстроенных по индивидуальным проектам новых зданий, олицетворявших Большой Мубек.
Проспект был пуст. Рядом с университетом на мачтах был воздвигнут огромный транспарант:
«
Тура прошел вдоль фасада, к театру. В розарии били фонтанчики. Тура нагнулся, смочил ладони. Здесь же, между кустов, виднелись фонари, решетчатые, похожие на клетки для птиц. Афиши висели еще майские, старые — «Майсаранинг Шин», музыкальная комедия в двух действиях, и «Хает юлдузи». На лето театр уезжал на гастроли.
Откуда-то из-за девятиэтажных домов громко, на всю улицу замычала корова. Тура заглянул в киоск «Союзпечати» — хотел купить удобную книжку для записей.
Но записных книжек не было. И блокнотов не было. Пересохшие, искривившиеся от жары пластмассовые ручки и выгоревшие на солнце школьные тетради с загадочным призывом на обложке:
Потом пошел в аптеку.
В аптеке в огромном зале с потолком и стенами лепной работы тянулись полупустые витрины, заставленные спринцовками и грелками различных калибров вперемешку с пакетами толокнянки, тысячелистника и дубовой коры. Под узорчатыми лепными сводами Тура был единственным покупателем, гулкое эхо перекатывалось в пустом зале.
— Не страшно? — спросил Тура у пожилой женщины провизора.
— Привычка! — махнула она рукой. — Мы тут давно обходимся одним рабочим окошком.
Халматов купил жене цитрамон, мельком отметил, что многочисленные кассы ликвидированы за ненадобностью, а лепка на потолке разрушается, вышел на улицу и неспешно, пешком вернулся через розарий снова к театру.
Как Тура ни тянул время, он все равно появился в своем правовом университете ни свет ни заря. Раньше него оказалась на месте лишь ректор университета Роза Каримова — симпатичная молодая женщина, единственный в Мубеке кандидат исторических наук.
— Тура Халматович! — обрадовалась она и смутилась одновременно. — У вас все в порядке? Все здоровы? А мне вчера позвонили из управления, сказали, что вы больше не сможете у нас работать. Я уже вызвала Рахимова из коллегии адвокатов…
Следователь носил батник — недавно появившуюся модификацию сорочки с коротким рукавом и нагрудными карманами. Загорелые руки лежали на бумагах легко, уверенно. Следователь был немолод — потемневшее от солнца лицо покрыто сетью маленьких, едва заметных морщинок. Смуглая малоподвижная маска, сквозь прорези которой поблескивали едкие, живые, как ртуть, глазки.
— Нарижняк Анатолий Николаевич, следователь по важнейшим делам Прокуратуры республики… Включен в следственную группу Прокуратуры СССР, — представился он Халматову. Руки, однако, не подал. — Располагайтесь поудобнее. Разговор предстоит долгий.
Для работы ему предоставили кабинет первого зама начальника управления — кондиционером, длинным приставным столом, портретами Брежнева и Щелокова в простенках. Синий китель Нарижняка с золотыми звездочками в петлицах висел на стуле.
— Если не против, придется временно отказаться от курения, — предупредил важняк.
— Я это сделал лет двадцать назад, — сказал сухо Тура.
— Замечательно! Итак, я прошу вас вначале свободно изложить все, что вы считаете возможным сообщить в связи со случившимся.
Тура молча смотрел на него, и Нарижняк сразу же уточнил вопрос:
— Вы были руководителем отдела уголовного розыска, то есть непосредственным начальником погибшего Пака?