На темной стороне Луны

— Не должен работник органа дознания заниматься тем, что ему не положено! Есть закон! — Нарижняк как-то сразу, по-детски, начал сердиться, но тут же взял себя в руки. Накрыл золотое перо колпачком, положил ручку в карман. Разговор все равно был безнадежно испорчен. — Может быть, потому вы так и работаете, что не знаете своих полномочий… Я тут смотрел недавно фильм — в нем милиция все время расследует убийства.

Тура развел руками:

— Извините. Выходит, все двадцать шесть лет я занимался не своим делом.

Из газет:

«Антиолимпийская программа противников разрядки Неизвестные лица в ряде западных стран запугивают по почте и терроризируют по телефону спортсменов, которые выступают за участие в Олимпиаде. Британский толкатель ядра Джеф Кейнс сообщил журналистам, что ему присылают письма с угрозами от имени членов некоего гимнастического общества „Соколы“. Такие же письма получает и другой английский спортсмен — Себастьян Коэ. «Это типичное явление, — говорит тренер Стюарт Сторней. — Таким способом оказывается нажим на многих сторонников Олимпиады…»

Тура прошел через малый двор. Вовсю цвели диковинной величины розы — подарок управлению от Отца-Сына-Вдохновителя в день возвращения его из Индии. Навес из виноградника сплошной зеленой крышей скрывал от солнечных лучей, во дворе всегда было чуточку сумрачно и прохладно. Журчал никогда не перекрывающийся водопроводный кран для полива.

У Халматова на секунду сжало сердце — показалось что он в последний раз идет по этому двору.

— До свидания, товарищ подполковник, — козырнул ему вахтер.

— Прощай, Садык…

Тура вышел за ворота, и на него сразу обрушился тяжелый мубекский зной, не сравнимый ни с каким другим, резко континентальный зной, объединяющий Голодную степь и пески Кызылкума в единое засушливое пекло.

Административный комплекс — одинаково серые, мало отличающиеся друг от друга унылые здания областной милиции, прокуратуры, суда и КГБ — казался безлюдным, полностью испепеленным солнцем, ни одной открытой форточки, ни одной отдернутой шторы.

Тура вспомнил, что обещал жене позвонить после похода в управление. Она сильно нервничала, стараясь изо всех сил не показывать этого.

— А чего звонить? — удивился Тура, пропадавший раньше из дома на недели.

— Хочу знать! Я хочу быть в курсе дела! — сердито ответила Надежда. — Мне надо знать хотя бы, где ты находишься…

— Надечка! — обнял ее Тура. — Что с тобой? Куда я денусь?

— Не знаю! — отрезала Надежда. — Мне кажется, что ты затеял с местными тонтон-макутами рискованные игры…

Вспомнил об утреннем разговоре, зашел в будку телефона-автомата, набрал номер. Трубка так раскалилась, что ее было больно прижимать к уху.

— Надечка! Это я, живой, здоровый и пока на воле…

— Смеешься еще?

— А что мне делать остается? Кто-нибудь звонил?

— Тебя Силач разыскивал. Просил, как только объявишься, срочно ехать к рынку. Он тебя будет ждать у палатки «Граверные работы»…

— Целую, родная, не грусти…

Тура обогнул Центр по начислению и выплате пенсий и пособий, а попросту говоря собес. Фасад его украшал огромный цветной транспарант:

«Работники социального обеспечения! Улучшайте культуру обслуживания опекаемого контингента!»

Впереди был почти безлюдный проспект с тремя отстоявшими друг от друга на километр автобусными остановками.

— Н-да… — сказал себе Тура. — У пешехода совсем другие представления о градостроении, чем у человека в машине.

Автобусов видно не было. Редкие прохожие на гигантских пустых плоскостях проспекта казались дрессированными мышами, запущенными в игрушечный лабиринт.

Рядом с остановкой был установлен стол, весы. Вокруг — ящики с персиками и небольшая, выросшая тут же, у Туры на глазах, очередь. Ненадолго она привлекла его внимание.

Худой выпивший продавец не торопился, он лениво разговаривал с дежурным сержантом из горотдела. Оба вели себя, словно никого вокруг не было. Очередь беспрекословно ждала.

На стене автобусной остановки висел плакат:

«Уважаемые пассажиры! Не забудьте, что вывоз сельскохозяйственных продуктов за пределы республики категорически запрещен» .

Продавец по-прежнему разговаривал с милиционером, очередь ждала.

«Вежливость в их понимании, — подумал Халматов, — распространяется лишь на тех, кто стоит выше…»