На трассе — непогода

Я распрощался, вышел во двор. Это был широкий двор, густо усаженный деревьями, со скамейками, детской площадкой, и в вечереющем воздухе звонкими были голоса ребят. Я закурил, сел на скамью, мне не хотелось никуда идти, и так сидел я долго, пока не услышал за спиной оклик:

— Эй!

Я обернулся. Ко мне бежала Наташа.

— Я почему-то чувствовала, что ты тут, — сказала она. — Хотя решила: если ты ушел, побегу в гостиницу, найду.

— Что-нибудь случилось?

— Нет. Просто я хотела тебе сказать, чтобы ты не сердился на меня за такую встречу.

— Я все понял.

— Правда? — обрадовалась она. — Ну, тогда порядок. Значит, ты не очень спешишь.

— Мой поезд в десять. Еще есть время.

— Если ты подождешь меня пять минуточек, я переоденусь и провожу тебя. Мама уснула.

Потом мы шли по проспекту Ленина, он был по-субботнему многолюден, толпа двигалась не спеша, не толкаясь, наслаждаясь теплом августовского дня. И когда мы дошли до гостиницы, я сказал:

— До поезда еще куча времени. И я хочу есть. Пойдем посидим в ресторане. Целую неделю я живу в этом городе и ни разу не был в ресторане. А ведь у меня отпуск. Имею я право немного повеселиться?

— Конечно, имеешь, — сказала Наташа. — Мог бы и раньше повеселиться.

— Не с кем было. А теперь у меня есть девушка.

— Ого! — засмеялась она. — Девушка на два часа.

Мы поднялись на шестой этаж; нам повезло, потому что в субботний вечер найти место в ресторане почти невозможно, но мы сами увидели, что за шестиместным столиком сидит компания из четверых, а два стула свободны. За широкими окнами ресторана полыхала закатная полоса, виден был красный костел и серые кубы Дома правительства; играл джаз, на стене над эстрадкой из золотистых проволочек сделана была девушка, несущая против ветра коромысла с ведрами.

— Только можно я ничего не буду пить, — сказала Наташа. — Я не люблю запах спиртного.

— Из-за мамы? — спросил я и тут же понял, что этого спрашивать не надо было.

— Да. Но ее не надо осуждать… С ней это редко бывает… Это когда она не выдерживает и уходит в прошлое. Я всегда боюсь… Думала, что сегодня из-за тебя. Но давай не будем об этом… Знаешь, здесь бывает березовый сок, правда, консервированный, но очень вкусно. Вот его бы я выпила.

— Ну конечно, да здравствует березовый сок!

Рядом с нами шумела компания из четверых, они веселились, и во всем ресторане стоял шум, прикрываемый звуками джаза, а мы сидели рядом, пили сок, и Наташа спросила меня:

— Эрик, а все-таки зачем ты приезжал?

Тогда я стал ей рассказывать про Отто Штольца и Эльзу, я рассказал ей почти все, что узнал за эту неделю в Минске, и все время видел очень близко ее остановившиеся карие глаза, они то наполнялись слезами, то становились сухи от сдерживаемого гнева, а когда это кончилось, то у меня осталось до отхода поезда всего сорок минут.

— К черту все! — вдруг сказал я. — Давай пойдем танцевать. Должен же я хоть раз потанцевать в этом городе.

— Идем! — решительно ответила Наташа.

И мы пошли танцевать, мы танцевали с ней так яростно, словно делали это в последний раз в своей жизни, и вокруг нас на небольшой площадке образовалось пустое пространство, люди стояли полукругом и смотрели, а музыканты работали вовсю; Наташа смеялась, и, глядя на нее, я понял, что некрасивость ее лица лишь кажущаяся, потому что лицу этому противопоказаны хмурость и злость, его истинный удел — веселье.

Мы прибежали на перрон за пять минут до отхода поезда.

— Как жаль, что ты уезжаешь, просто очень жаль…

— Но мы неплохо повеселились. И березовый сок, и танцы. Все-таки успели. Это я запомню. А то ведь может случиться так, что мы с тобой больше и не встретимся.

— Почему не встретимся? Это как мы захотим. Ты сейчас же мне дашь телефон, и я тебе позвоню… Знаешь, я поняла, кто мы. Только я не знаю, как это сказать… В общем, если бы я была парнем, мы бы назывались побратимы. Ты согласен?

— Согласен.

— Тогда поцелуй меня, а то тебя уже зовут в вагон.

Часть шестая ЧЕТВЕРО ЗА КУХОННЫМ СТОЛОМ

Я нашел их в одной из управленческих комнат цеха; бригадир мне сказал, что дал им день обмозговать одну схему программного устройства, так как с ней не очень ладится при монтаже… Когда я открыл дверь, где работали эти два мыслителя, на меня выкатилось такое облако табачного дыма, что я едва устоял на ногах и промычал, откашливаясь:

— Хоть бы окно открыли, черти.

— Ага! — весело воскликнул Алик. — А ну, шагай сюда быстро! Поможешь нам тут разобраться…

Он сидел за длинным письменным столом, на котором стояла портативная ЭВМ, лежали чертежи, бумаги; глаза его были красны и блестели. Да, видимо, у них тут шла серьезная война. Леша стоял, прислонясь к стене, правый рукав его клетчатой рубахи был закатан, а левый болтался с расстегнутым манжетом.

— Ты? — удивился он. — Приехал?

— Потом, потом эмоции! — быстро заговорил Алик. — Ну-ка взгляни сюда, Эрик. У тебя свежая голова. Посмотри на эту схему…

Но Леша накрыл ладонью чертеж.

— Обожди… Он ведь только приехал. Делаем перерыв!