Я иду по школьному коридору и вижу, как Андрюша Колесников, зажав между колен пятиклашку, отпускает ему шалабаны. Я стараюсь пройти побыстрей. Сам я не избиваю малышей, я принципиально против избиения маленьких детей — таковы мои убеждения. Но сейчас я прохожу мимо. Здесь пора привести физические данные Андрюши: рост 1 м 90 см, вес — 86 кг, первый разряд по борьбе, на физкультуре без всяких тренировок толкнул ядро по второму разряду, любит играть мускулами и отпускать шалабаны: «Пойду пошалабаню». В шестом классе мы с ним подрались, вернее, он меня побил, а я во время этого битья размахивал кулаками, чтоб было засчитано дракой. С тех пор я с ним не связываюсь, Хоть он, когда идет навстречу, прет на меня, как танк. Я этого не замечаю. Правда, не я один: он, ко всему, еще злобный тип, и если кого бьет, то всерьез.
Я все еще охочусь за кошкой. Прохожие поглядывают на меня насмешливо, как будто догадываются: только что произошло разоблачение человека, которого все принимали за славного малого.
Как азартно ты гонялся за шестиклассником! Почему бы тебе за Андрюшей Колесниковым не побегать? Нет, от Андрюши лучше отвлечься. Это может плохо кончиться. Лучше уж припомнить, как я испугался собаки. Вскарабкался на дерево, а собака оказалась совсем безобидной: подбежала, взглянула вверх и завиляла хвостом. Конечно, этому можно найти оправдание: я еще совсем малыш, вот на мне синие шортики; губы — пухлые, а глаза — испуганные. Это можно не засчитывать. Но все равно что-то во мне осталось от того страха — привкус позора, что ли, мало хорошего, что ни говори.
А вот воспоминаньице куда неприятней: я иду домой дальней дорогой, только чтоб не встречаться с тремя типами, которые поклялись меня побить, оказывается, и это не забыто, осталась позорная отметина, и теперь ей самое время болеть.
Наконец-то появляется кошка. А! Не вытерпела! Но она тут же убегает — узнала. Придется прекратить охоту. Еще долго я слоняюсь по улицам. И чем же заканчивается этот невезучий день? Встречей все с тем же шестиклассником из мультфильма. Он не один. Он что-то рассказывает шестикласснице с белыми лентами в косичках. Может, он ей рассказывает, как дал мне пинка? Шестиклассница замечает меня, толкает его в бок и что-то говорит, наверно: «Убегай, он тебя отлупит!» Толстячок из мультфильма смотрит на меня, потом оглядывается — вот бы убежать! Но он не из тех, кто драпает на глазах у девочки. Он остается. Ему ужасно хочется, чтобы кто-нибудь за него вступился: он озирает улицу, балконы — никого.
Но не такой уж я злопамятный. Я не могу его отлупить при девчонке. Да мне и не хочется его бить.
— Привет! — говорю я. — Объявляется перемирие.
Приятно чувствовать себя великодушным. Но нужно уточнить: дело не только в великодушии — ну их, этих мужественных шестиклассников. И как ему удалось меня одолеть? Есть же люди, которым это удается, самое трудное. Попробовать, что ли?
— Что случилось? У тебя похоронный вид.
— Отстань.
— Что?!
— Ладно, — говорю я. — Ты же видишь. Иди спать.
— Что я должна видеть?
— Иди спать.
Это мой разговор с мамой вечером следующего дня.
А вот что произошло днем.
На перемене я с вызовом встал у него на дороге — он не заметил и прошел мимо; на следующей перемене он, не глядя, отстранил меня, я ударился плечом о стену — а он прошел, и даже нельзя было понять, заметил ли он меня. Вот это, что он меня даже не заметил, как-то нехорошо действует на меня, я чувствую, что обмякаю, — вы замечали, какой несчастный вид у проколотого мяча, как он сморщивается, когда из него выходит воздух? Во мне больше не было пылу. Да это же танк! Разве может человек драться с танком? Он же меня изувечит. Ну, хорошо, я стану хорошим изувеченным мальчиком — разве можно такой ценой?
Почему бы не установить цены поумеренней? Я ее спрашиваю, моего советчика. Пришибла человека, а теперь молчит. Ну что в ней хорошего? Воображала! Неужели я обязан со всеми драться? Что же мне, и Теофило Стивенсона вызвать на бой, если он кому-нибудь шалабан отвесит? Нелепость какая-то… Переменить советчика, что ли? Сказала бы «не связывайся», если ты такой хороший советчик. Сама вон спит по воскресеньям до двенадцати. Что я, не знаю? Нет, это тут ни при чем. Лучше так: сама воображала, а от других требует невозможного. И за очкарика замуж вышла. Нет, про очкарика я думать не буду. Вот так сделаем: сама пирожки с вареньем любит, а от меня требует, чтоб я с Андрюшей дрался. Нет, тоже не то! Куда же ты? Не хочет разговаривать, обиделась.