На трудном перевале

— Очень просто. Генерал Презан выезжает верхом на высоту, с которой видно поле сражения, а посылает ординарцев туда, где в этом встречается надобность.

Я сразу не мог понять, смеются надо мной или говорят серьезно. Но факт был бесспорен. Службы связи не имелось.

Получив в штабе армии информацию о положении дел, я отправился дальше, к войскам, расположенным в районе горы Петрусул, где предполагались операции в тесном взаимодействии с русской 9-й армией. Телефона туда не было. Донесения доставлялись конными ординарцами. Я нашел штаб 56-го полка в долине под высотой. В полку только что произошло неприятное событие. Левофланговая рота отошла назад без приказа под влиянием страшной, как говорили в штабе полка, бомбардировки: в её расположении упало не менее пятнадцати снарядов. Противник не преследовал, и прежние позиции роты находились в 300–400 метрах перед новыми. Я прошел на место боя и установил, что никаких укреплений ротой не было построено, несмотря на то, что она занимала район более недели. Ни окопов, ни блиндажей, ни проволочных заграждений. Проволоки, как выяснилось из разговора, вообще во всей румынской армии не имелось. Офицеры жаловались, что в полку всего четыре пулемета. Не удивительно, что в [128] этих условиях пехота не могла вынести падения на её участке пятнадцати бризантных гранат. Нужно было выяснить дальнейшие подробности того, что произошло.

— Что делает ваша артиллерия? — спросил я.

Мне показали расположение артиллерии. На окраине деревни находился артиллерийский дивизион, батареи которого стояли в затылок на расстоянии двести — триста метров одна за другой. Командный состав расположился на копне сена позади самой дальней батареи. Он не мог не только руководить огнем батарей, но и просто видеть поле сражения. На вопрос, чем же объясняется такое своеобразное положение дел, командир дивизиона глубокомысленно заявил, что из такого положения легче всего отходить в случае натиска противника. Это было верно. Выяснилось, что в артиллерии нет проводов и телефонов и батареи вынуждены становиться на открытых позициях; что обтюрация у орудий неудовлетворительная и они быстро выходят из строя. То, что я видел своими глазами, полностью подтверждало данные о положении румынской армии, которые имелись у русского военного атташе. Невольно возникал вопрос: зачем было втягивать Румынию в войну, когда было известно, что румынская армия совершенно не отвечает самым скромным требованиям, предъявляемым к современным армиям. Но дело было сделано. Старая французская поговорка утверждает, что «когда вино откупорено, то его приходится шить».

Вернувшись в Бухарест, я мог в своем докладе сделать со всей решительностью только один вывод: румынская армия в её теперешнем состоянии совершенно небоеспособна, она побежит под первым серьезным натиском подошедших германских резервов. При таком положении у русского командования могло быть только два выхода. Первый: предоставить румын самим себе. В этом случае разгром румынской армии становился неизбежным, и в руки противника попадал богатый хлебом и нефтью край, который давал Германии и Австрии то, что им больше всего было нужно. Мало того, австро-германские войска получали свободный путь через Молдавию в тыл всему русскому фронту. Эта угроза должна была заставить русское командование подумать о другом [129] выходе — послать на помощь румынам свои войска, которые должны занять важнейшие операционные направления, и направить в распоряжение румынской армии технические средства, пулеметы, проволоку, телефонное имущество и, главное, инструкторов для того, чтобы ознакомить румын с приемами современной войны. В результате этих мероприятий румынская армия была бы сохранена как союзник, способный оказать серьезную помощь; Германия не получила бы подкрепления хлебом и нефтью; союзники, пройдя Карпаты, имели бы в своих руках выгодную исходную позицию для наступления на жизненные центры противника.

Это было настолько ясно, что все русские военные люди на Румынском театре немедленно встали на эту точку зрения. Генерал Лечицкий подкрепил их мнение своим авторитетом. Румынам надо было помочь всеми средствами — и помочь немедленно. Но все уперлось в глухое сопротивление Ставки. Чем оно было вызвано, неизвестно. Пустовойтенки и щелоковы всех рангов были не способны просто и здраво мыслить. Недаром мудрый еврейский царь Соломон в своих притчах писал: «Лучше повстречать в лесу медведицу, потерявшую детей, чем глупца с его глупостью».