На цыпочках

Я снова пошел, время от времени уклоняясь немного влево, настолько, насколько это предусматривал мой маршрут, и каждый раз, когда мой путь пролегал через вершину какого-нибудь холма, я останавливался, чтобы оглядеться и свериться по ориентирам — трубе, водонапорной башне и той темной штуке — и еще проверить: нет ли где какой-либо опасности или неожиданности, или еще чего-нибудь. Не то чтобы я боялся или опасался, а просто иногда где-то начинало стрекотать, и я никак не мог понять, откуда это стрекочет. Вот я и оглядывался на всякий случай, потому что это хоть и предрассудки, насчет стрекота, тем не менее, дополнительная осторожность никогда не повредит. Но каждый раз, поднявшись на холм, я убеждался, что никакой неожиданности меня здесь не ожидает.

Пейзаж был все тот же: выгоревшие склоны, редкая трава, сгустки полевых цветов — то желтых, то пыльно-сиреневых — и кое-где мышиные норки — не в них же опасность? Правда, за любым, даже за ближайшим холмом, могла затаиться какая-нибудь неожиданность, но так же, как и за углом улицы. (Кто от этого гарантирован?) Идя по улице, можно попасть под колеса автомобиля или бронетранспортера, или на голову с крыши свалится кирпич — и разве убережешься? Как народная мудрость утверждает: «Знал бы где упасть — соломки постелил». Вот так и за холмами.

Конечно, если бы я рванул напрямик... Но должно же у человека быть чувство ответственности. Должна же у него быть совесть. Какие-то обязанности, в конце концов. Вот, например, нельзя же курить в тамбуре вагона. Ведь там и табличка висит «Не курить!». Правда, многие курят в тамбуре, несмотря на табличку, и в этом отношении они нарушают правила, хотя в других отношениях они, может быть, и очень хорошие люди. Что ж это бывает: у человека вообще очень сложная натура. И тем не менее. Вот я, например, не курю в тамбуре. Я, правда, вообще не курю. Зато моя жена курит. И она говорит, что это очень трудно — не курить. Ну что ж, наверное, так оно и есть, раз она это говорит. Но курить в тамбуре она бы себе не позволила. Вот только мы с ней никогда не ездили в тамбуре.

«Да нет, — подумал я. — Это и представить себе невозможно, чтобы моя жена вдруг стала в тамбуре курить. Ха-ха-ха! — рассмеялся я. — Моя жена — и вдруг закурила в тамбуре! Ха-ха-ха-ха!»

Но дело даже не в тамбуре. Ведь есть и другие обязанности. Ну хоть перед обществом или перед родиной. Да, перед родиной у человека множество обязанностей. А перед обществом? Перед обществом тоже множество.

«Нет, — подумал я, — нужно честно относиться к своим обязанностям, и уж если тебе оказано доверие, ты должен его оправдать. А то что же получится, если все вдруг станут пренебрегать своими обязанностями. Должны же быть правила, и они должны соблюдаться. Иначе, что же будет.? Просто анархия. Уж тогда и ходить-то нигде будет нельзя: идешь-идешь, и вдруг — здравствуйте!..»

Выбравшись на вершину холма, я остановился, чтобы отдышаться и проверить свои ориентиры. Все было верно. Труба, водонапорная башня и та темная штука переместились немного вправо, так что башня была уже почти за моей спиной, труба по правую руку от меня, а штуку я не увидел, потому что она была заслонена от меня одним из холмов.

«Что ж, я уже много прошел», — подумал я со вздохом, так как оказалось, что я прошел меньше, чем ожидал.

Чуть наискосок, как показывали мне ориентиры, я стал спускаться, про себя удивляясь неприветливой дикости этого пейзажа: как-то уж все было здесь голо и неподвижно. Даже ветерка ни с какой стороны не доносилось, ни птицы в небе, ничего, так что я даже вздрогнул, когда неподалеку от меня в бурой траве прошмыгнул какой-то зверек, не то суслик, не то полевая мышь, и, мелькнув задними лапками и хвостом, провалился в свою норку.

«Вот и суслик, — подумал я. — Юркнул в свою норку — и с концами. Шаркнул напрямик — и был таков.. Конечно, рассуждая поверхностно, можно было бы сделать вывод, что он свободней меня: бежит себе как хочет, напрямик, но, если вникнуть поглубже, спросить себя, почему он это делает, то выводы сложатся далеко не в пользу суслика.

Во-первых, если говорить о свободе, то и суслик далеко не так свободен, как это на первый взгляд может показаться. Ведь не может же суслик воспарить, как сокол, в поднебесье, и ему не дано спускаться в пучину, поскольку он не имеет жабр.

А я? Нет, не буду утверждать, что я могу плавать, как рыба в воде. Я и как сокол — не могу. Безусловно, человек тоже подвержен законам, множеству законов, и не только физическим законам природы, но и всяким другим. Да, это так. Но зато человек и сам создает эти законы.