На узкой лестнице (Рассказы и повести)

— А ты не сердись, все же мы братья. Так? И если уж очень хочешь, то давай дружить. Заходи ко мне чаще, в институт можем ездить вместе.

Степан Ефимович даже в голове не держал, что после такого разговора Николай может его вообще замечать. В молодые годы физически сильные люди считают себя среди других старшими. А Степан Ефимович ходил в секцию тяжелой атлетики, и крепче его не было на курсе человека.

Но он почувствовал, и очень скоро, как сжался Николай, ушел в себя, и в то же время у него появилась какая-то непонятная болезненная зависимость от Степана Ефимовича. С одной стороны, он заметно избегал его, но если все-таки сталкивались они — как будто бы даже заискивал, будто бы Степан Ефимович хранил важную тайну Николая.

До сих пор не может понять Степан Ефимович, почему для своего откровения Николай выбрал именно его. А что оно не состоялось, и тогда не переживал, а уж теперь-то — тем более. Жизнь всех расставила по своим местам, и вышло так, что сейчас Николай у него в подчинении, а не наоборот. И дальше расти будет, и в главк еще повысится, в Москву уедет, если семейные дела не повредят.

Солнце опустилось на край оврага; предвечерняя дымка стала плотней, появились слоистые кисейные облака. Степан Ефимович подивился, как быстро прошел день. И хотя он больше отлеживался в тени, грудь и бедра его покраснели.

Пора было двигать к общему очагу, где уже, наверное, потрескивает костерок и дым его отгоняет ранних комаров. Кстати, комарики появились, а он отвык от них за годы городской жизни.

И тут Степан Ефимович почувствовал, что он не один, повернул голову и встретился взглядом с Бельчиком. Собака стояла неподалеку, смотрела на него пристально да с такой строгостью, что Степан Ефимович тоже невольно подобрался. Он лежал, а она стояла и не казалась ему такой маленькой, как в первый раз. Обыкновенная — уши торчком, морда острая и три темные точки, как у белого медвежонка: нос и глаза.

«Не хватило фантазии, как назвать собаку, — усмехнулся Степан Ефимович. — Если белый, так значит обязательно Бельчик. Был бы кучерявый, был бы — Кучерявчик. Имя его — Скол. У этой собаки не может быть другого имени».

— С-скол! — позвал он тихо.

Собака вздрогнула всем телом, отпрыгнула назад и тут же возвратилась на прежнее место.

— Скол! Скол!

На новое имя Бельчик не обращал внимания — это было понятно, — но он прыгал назад и возвращался, как будто бы приглашая к игре, и Степан Ефимович догадался: зовет ужинать. Это настолько поразило его, что он тут же поднялся и пошел за собакой. «Что же получается? Добро за добро? Неужели собака запомнила тот кусок, который бросил ей? И не только запомнила, но и осознала… и вывод сделала в своей собачьей голове? Чепуха какая-то».

Когда он появился из кустов, девочки закричали:

— А мы хотели за вами идти.

— В тенек и поспать? И это называется отдых? — учительским тоном упрекнула Евдокия Ивановна гостя. — А обгорел-то… А ну, девочки, за одеколоном.

После ужина Евдокия Ивановна стала рассказывать про свои школьные дела. Она опустила глаза и стала сетовать, что иным лоботрясам приходится завышать оценки, и те безнаказанностью пользуются вовсю; охамели — дальше некуда. Учителя, конечно, протестуют, но завуч давит на них своей личностью, как маленький Наполеон. Дела эти Степан Ефимович воспринимал как скучные, давно известные истории. Но слушали все почему-то так внимательно, что ему стало грустно.

А его внимательно слушают только подчиненные.

Семейная жизнь обидно скособочилась; не с первых дней, конечно, но довольно скоро жена взяла по отношению к нему иронический тон. Теперь-то он знает, с чего началось все. Началось это, когда он стал учить ее серьезному отношению к жизни. Женщина должна ясно представлять свое особое положение на земле. Ее задача — быть хорошо защищенным тылом, чтобы у мужа-трудяги было спокойно на душе. Она должна родить и воспитать сына. Она должна домашние интересы ставить превыше всего. Работа, разумеется, не исключается, сейчас все работают. Это необходимо для общего укрепления духа, иначе стирки да уборки поглотят, засосут, подобно болоту. Но в то же время, чтобы не было такой чуши, как у некоторых: моя работа — мой дом родной. Дом должен быть один, двух домов не бывает, как не бывает двух отцов.

Учил словами.

Взаимопонимания не достигалось.

А вот теперь он думает: да и нужно ли оно? Завидовал ли он другим? Нет, не завидовал. У каждого свои так называемые потребности. Это самое взаимопонимание можно в конце концов довести до таких высоких и совершенных форм, когда, например, ему, с его самостоятельным характером, впору будет удавиться от скуки. Только при умственной скудости можно выдержать что угодно.

Даже собака слушает эти россказни…

Собаке спать бы пора; она лежала, но, подняв голову, вслушивалась в голос Евдокии Ивановны. Степан Ефимович не выдержал и вмешался, обращаясь к Николаю.

— Интересно, а вот кобелек понимает чего-нибудь в нашей жизни?

— Все понимает, — сказали девочки.

Николай пожал плечами.