На веки вечные

– Встретимся в ресторане. Мне надо переодеться. На сегодня мне надоело быть солдатом.

Сделав заказ, Крафт улыбаясь спросил:

– Ну, как вам малышка Пегги?

– Она действительно журналистка? – уточнил Ребров.

– Да, и очень хорошая. Во всяком случае, что касается добывания информации. Тем более, что здесь она не стесняется. Например, ей ничего не стоит заявить, что она готова переспать с тем, кто предоставит ей нужные сведения.

– И что – она исполняет обещание? – поразилась Ирина.

– Не знаю, – развел руками Крафт. – Я не принадлежу к ее источникам.

– Какое удивительно чувство свободы, – вздохнула Ирина. – Завидую. Эта независимость от мнений и предрассудков других.

– Мне кажется, вы тоже очень свободный человек, – серьезно сказал Крафт. – Только вы не демонстрируете свою свободу, как Пегги. Но она есть внутри вас. Что скажете, Денис?

Ребров согласно кивнул.

– А вот вы, советские, словно бережете какую-то военную тайну все время, – прищурился Крафт. – Даже ваши журналисты держатся эдакой сплоченной стайкой – вместе ходят в бар, вместе уходят оттуда… Мне рассказывали, что один из ваших, знакомясь с иностранцами, всякий раз называет другую фамилию. Видимо, свою собственную он считает великой государственной тайной!

– Ну, чудаков в любом народе хватает, – отбился Ребров.

И тут появилась Пегги. Она была в коротком, каком-то девчоночьем платьице со скромным бантом на шее. Волосы гладко зачесаны в пучок. В общем, теперь она была пай-девочка.

– Мылышка, ты уже сделала уроки? – строго осведомился Крафт. – Но на шампанское не рассчитывай – я не хочу угодить в тюрьму за растление малолетних.

Пегги только загадочно улыбнулась. Теперь она была вся погружена в себя, в свой отдельный мир.

– Вы давно водите машину? – поинтересовался Денис.

– Всегда. Мне кажется, я в машине и родилась, – отчеканила Пегги. – А вы давно из Москвы? Вот где я обязательно должна побывать. У вас хорошие дороги?

– Разные. Есть так называемые проселки, думаю, вам было бы интересно по ним прокатиться. Особенно зимой.

– Договорились! Скажите, а фельдмаршал Паулюс, который сдался под Сталинградом, еще жив?

– Насколько я знаю, да. А почему вы о нем вспомнили?

– Я знакома с его женой Еленой-Констанцией фон Паулюс. Вы, наверное, знаете, она – урожденная румынская графиня Розетти-Золеску. Когда Паулюс выступил против Гитлера, ей предложили публично осудить его, отречься от мужа и сменить фамилию. Она отказалась, и ее отправили в лагерь, арестовали сына, дочь…

– Она прямо как эти русские женщины, которые ехали за мужьями в Сибирь, – вспомнил Крафт.

– Декабристки, – тихо напомнила Ирина.

– Да-да, очень похоже.

– А по-моему, нет, – все так же тихо, но упрямо возразила Ирина. – Декабристы подняли восстание в своей стране против царя. А Паулюс попал в плен за тысячи километров от своей родины. В волжских степях, куда его отправили убивать русских… Вы представляете себе, что было бы, если бы он победил?

– Однако его нет в числе преступников, которые предстанут перед судом. Россия не представила его в качестве обвиняемого, – напомнил Крафт.

– Американцы тоже не судят всех, кто попал к ним в плен, – вмешался Ребров.

– Что поделаешь, в Америке, в отличие от Советского Союза, существуют разные точки зрения на происходящее здесь, в Нюрнберге. На днях «Нью-Йорк таймс» опубликовала высказывания известных боевых генералов Америки… Они принципиально против обвинения солдат в том, что они выполняли приказания, исходившие от политиков. А обвинения германского Верховного командования они считают попыткой дискредитировать профессию военнослужащего как таковую… Вряд ли в России возможны такие высказывания? – с вызовом спросил Крафт.

– Если бы немцы прошли по Америке и совершили там то, что они творили в России, вряд ли в Америке нашлись бы люди, думающие так, – хмуро сказал Ребров.

– Пожалуй, – согласился Крафт. – Кстати, почти семьдесят процентов американцев считают, что того же Геринга нужно расстрелять без всякого суда. Ну, или повесить…

– Алекс, давай хоть сейчас обойдемся без этой жирной свиньи, – оборвала его Пегги. – Кстати, скоро все журналисты в Нюрнберге выстроятся в очередь у моей комнаты.

– Ого! – хмыкнул Крафт. – И с какой целью?

– Я нашла среди часовых, которые будут охранять этих нацистов в зале суда, одного парня… Он раньше работал в цирке. У него феноменальная память. Во время представления зрители читали ему страницу любого текста, на любом из европейских языков, и он воспроизводил этот незнакомый текст слово в слово. Даже если он этого языка и не знал… За кое-какую плату он будет рассказывать мне, о чем переговариваются Геринг с Гессом. Хотя и не знает немецкого языка.

– Пегги, ты – ангел. Или дьявол. Не знаю, кто именно, – улыбается Крафт. – Но давай выпьем за здоровье наших русских друзей. Мне кажется, что между ними произошло какое-то недоразумение. Извините, ребята, я лезу не в свое дело, но, черт меня побери, вы очень подходите друг другу. Честное слово. Это даже очень символично. Глядя на вас, я думаю, что те две России, которые вы представляете, вполне могут объединиться…