На вершине власти

– Нет, – отвечал Хусеми.

– Так в чем же дело?

– У него крайне важный вопрос.

– Разве нельзя подождать до завтра? – попытался уклониться Хомутов.

Хусеми промолчал, давая понять, что не ему надлежит отвечать на это.

– Пригласи полковника, – сказал Хомутов, стараясь скрыть досаду.

В присутствии министра он всегда стремился заняться чем-нибудь второстепенным, чтобы не выдать себя. Из высокой стопки папок, сложенных на краю стола, Хомутов выдернул первую попавшуюся и раскрыл, якобы знакомясь с бумагами. Тем временем полковник уже входил в кабинет с традиционным выражением озабоченной преданности на лице.

Хомутов сдержанно поздоровался, отодвинул папку, но закрывать не стал, подчеркивая, что занят и не сможет уделить много времени.

– Я решил не готовить докладную записку, а обратиться к вам лично, – заявил Бахир, – поскольку мое дело относится к сфере безопасности государства.

После паузы он уточнил:

– И прежде всего вашей личной безопасности, товарищ президент.

Хомутов смотрел на министра рассеянно, словно его личная безопасность казалась ему вещью не столь уж существенной, гораздо важнее – интересы страны, но полковник, похоже, считал иначе.

– Ваша безопасность, товарищ президент, обеспечивается не только соответствующей службой, но во многом зависит и от того, кто находится рядом с вами. Я имею в виду личный состав президентской охраны.

– А что там с личным составом? – Хомутов заинтересовался. – Есть сигналы?

Он всегда считал, что опасность для него исходит только извне, здесь же, во дворце, под защитой гвардии, он в безопасности.

– Пока ничего подозрительного, – успокоил Бахир. – Дело в том, что некоторые люди несут службу во дворце по пять и более лет и досконально знают как расположение помещений, так и ваш распорядок дня.

– И что же?

– Если некто пожелает получить интересующую его информацию, он сможет сделать это, даже не побывав во дворце – через работающих здесь людей.

– Допустим, – согласился Хомутов. – Что же вы предлагаете?

– Персонал необходимо сменять через определенные промежутки времени.

Хомутов прикинул, чем это может ему грозить. Выходило – ничем. Он и сам заменил обслугу в первые же дни после своего водворения в президентские апартаменты.

– Хорошо, – сказал он после паузы. – Готовьте людей, а мы посмотрим, кого вы введете во дворец.

Он захлопнул лежавшую перед ним папку.

– У вас все, полковник?

Он испытывал облегчение от того, что беседа с Бахиром оказалась столь необременительной. Однако, подняв глаза в ожидании ответа министра, Хомутов обнаружил, что тот сидит напротив, безмолвный и багровый, тупо глядя в одну точку, словно пытаясь что-то вспомнить.

Хомутов нажал кнопку вызова секретаря, плеснул воды в стакан и потянулся к Бахиру. Вбежал Хусеми, застыл в дверях. Хомутов крикнул ему:

– Врача! Быстрее!

Его возглас вывел Бахира из оцепенения, министр вскочил, по-прежнему багровый, и забормотал:

– Прошу простить меня, товарищ президент! – и стал пятиться к дверям. Хомутов шел за ним следом, держа стакан в вытянутой руке, и обеспокоенно допытывался:

– Что случилось? Вы почувствовали себя плохо?

Бахир, наконец, собрался с силами, чтобы ответить.

– Сердце… Немного прихватило. Это бывает со мной.

Он вышел стремительно, едва не сбив с ног Хусеми, и только теперь, оставшись один, Хомутов залпом осушил стакан и упал, обессиленный в кресло. «Все-таки итальянец был прав, – подумал он с тоской. – Ничего не меняется внутри человека. Я по-прежнему боюсь. Сначала боялся Гареева, понимая, что он может сделать со мной все, что пожелает, сейчас боюсь Бахира. Я – уже не я, но это только видимость. Внутри – прежний человек: те же мысли, те же страхи». Он вздохнул, сунул папку, так и лежавшую на столе, в общую стопку. Замечательная зеленая сафьяновая папка с золотым фазаном, оттиснутым на обложке. Он не мог знать, какую, волей случая, отвел от себя опасность.

Бахир, покинув дворец, сел не на переднее сиденье, как обычно, а сзади, коротко бросил водителю:

– В министерство!

Темная краска еще не сошла с его лица, и руки противно дрожали. Все складывалось вполне благоприятно: Фархад клюнул, дал согласие на внедрение новых людей во дворец. Полковник ликовал, вспоминая американского посла и представляя, как у того вытянется лицо, когда он узнает, что с Фархадом покончено, и не где-нибудь, а прямо во дворце, в самом логове. Это чувство уже достигло пика, но Фархад – этот трижды хитрый, прожженный лис – как бы невзначай захлопнул папочку, демонстрируя проклятую обложку с золотым фазаном, и добавил: «Посмотрим, кого вы приведете во дворец». Эта папка с материалами по спецотряду говорила яснее слов. Ничем другим президент не мог бы яснее сказать, что полковник лишен доверия, и президент куда больше знает о его замыслах, чем кажется ему. Вот теперь, от этих мыслей, у полковника действительно заныло сердце и он коротко застонал сквозь зубы. Водитель обернулся.

– За дорогой следи! – рявкнул министр.