На внутреннем фронте Гражданской войны. Сборник документов и воспоминаний

«Я думаю, что сейчас наша партия должна обратить особенное внимание в область земельной политики, указав крестьянам невыгоды национализации земли путем популярной агитации. Не надо забывать, что крестьяне еще до сих пор не понимали как следует [проводить] социализацию земли, да и многие из нас не совсем ее понимали во всех мелочах; и теперь, когда мы устранены от власти, [когда] у нас взят аппарат, взяты средства, когда нас отгоняют от масс, – мы должны этот коренной пункт нашей программы снова выдвинуть перед крестьянством. Что же касается коммунистического хозяйства земледелия, то я должен сказать, что никакое изменение устава [в центре] не может быть, изменение нашей сельскохозяйственной формы возможно только на месте. Партия в самое ближайшее время в лице своего Ц.К. должна обязательно изучать эти новые формы хозяйственные на местах; для этого необходимо командировать лиц, которые бы познакомились со всеми формами кооперации земледельческой, особенно земледельческой»²¹.

Это был своего рода призыв к новому «хождению в народ» и с целью агитации и пропаганды, и для наглядного изучения новых форм жизни и хазяйствования. 7 октября IV съезд ПЛСР завершил свою работу, и Майоров вернулся в Казань. Дальнейшие события разворачивались следующим образом. К началу ноября 1918 г. Особая следственная комиссия по делу о левоэсеровском «мятеже» (в которую, кстати, первоначально входил видный казанский большевик Я.С. Шейнкман, расстрелянный после взятия Казани сторонниками Комуча 8 августа), по всей видимости, затребовала ареста Майорова и доставки его в Москву. Через некоторое время после возвращения со съезда партии на родину он был задержан казанскими чекистами. Из документов дела, опубликованного А.Л. Литвиным, известен тогдашний адрес Майорова в Казани: Кошачий пер., д. 10, кв. 3.

3 ноября губком РКП (б) постановил «предложить Чрезвычайной Комиссии отправить Майорова в Москву». Но 5 ноября в Казанскую ЧК обратились влиятельные коммунисты В.П. Брауде, А.И. Израйлович и Л.Р. Милх с заявлением следующего содержания:

«Ввиду того, что арестованный вами Илья Майоров (лев[ый] с.-р.) находится в крайне болезненном состоянии и заключение его может ухудшить его физическое состояние (туберкулез), мы обращаемся к Вам, т[ов.] председатель, с убедительной просьбой выдать Майорова нам на поруки за нашей личной ответственностью»²².

Поручители брали обязательство, что «он явится по первому требованию комиссии и в политической жизни во время разбора дела участвовать не будет». Аналогичную расписку в тот же день 5 ноября дал сам Майоров, пообещав не участвовать в политической жизни, «как-то выступать на митингах, собраниях, в газетах и т. д.»²³.

В деле также находится датированное 12 ноября отношение Свияжской уездной ЧК о препровождении в губЧК «со всем собранным материалом дела Майорова»²⁴. Тем временем 27 ноября 1918 г. Революционным трибуналом при ВЦИК в Москве он заочно был приговорен к 3 годам заключения. Вероятно, узнав об этом, Майоров немедленно скрылся и перешел на нелегальное положение. Спустя почти год 19 сентября 1919 г. губЧК постановила приостановить данное дело с объявлением обвиняемого в розыск²⁵.

А путь Майорова в конце 1918 г. снова лежал в Москву, где был созван II Совет ПЛСР. На Совет партии, проходивший в Москве в течение трех дней с 16 по 19 декабря 1918 г., прибыли 105 делегатов, обладавших правом решающего голоса. В отличие от IV съезда ПЛСР его машинописной стенограммы не сохранилось, однако в РГАСПИ имеются черновые рукописные протоколы, которые вели секретари Совета²⁶. Рукопись поддается расшифровке лишь фрагментарно.