На войне и в тылу — по-фронтовому

Подошел черный паровоз. На руках унесли Евликова. Текучев, контуженный, лежа на плащ-палатке, спокойно руководил боем. Тяжело доставалось восстановительной команде, которую возглавили Думенко и Савоськин. Пришлось лежа вести работы под непрерывным огнем. К счастью, все обошлось, и оставшиеся шесть вагонов вывезены. Путь к железнодорожному узлу свободен.

И снова атака

И кто в каком ни возмужал году,

А получая партбилеты, знали,

Что нам покой не писан на роду, —

Ни льгот, ни выгод никаких не ждали…

Для коммуниста легкой жизни нет.

Готовься не к парадам, а к походам

И помни: ты от самого народа

Сегодня получаешь партбилет.

Александр Яшин

В одной из землянок собралось партийное бюро дивизиона. На повестке дня вопрос: прием в партию командира дивизиона капитана Б. А. Текучева.

На коленях у всех автоматы. Только секретарь партбюро — пожилой, усталый капитан свой автомат прислонил к стенке. Он зачитывает заявление Текучева и рекомендации коммунистов. Почти каждая начинается словами: «Знаю товарища Б. А. Текучева по его участию в боевых действиях…» Коммунисты говорят о героизме и бесстрашии Текучева, о его преданности товарищам.

Текучев, еле-еле оправившийся после контузии, сидел на опрокинутой табуретке у камелька и подбрасывал щепки в огонь. Он открывал дверку, и огонь озарял его суровое, усталое лицо. Говорил спокойным, ровным голосом и только, когда крепкие руки с треском разламывали щепку, чувствовалось его внутреннее волнение.

— Всей душой я с партией. И думал: это безразлично, нахожусь ли формально в ее рядах или нет. Но я ошибался. Понимаю, сейчас в обстановке жестокой борьбы, во время войны, я должен быть в рядах партии. Именно здесь человек будет черпать силу, знания, умение, здесь он закалит свою волю, свой характер. Мне довелось воевать, и я хорошо знаю вдохновляющую силу призыва: «Коммунисты, вперед!»

Текучев был единодушно принят в партию.

…Близился 1943 год. Мы готовились к Новому году. Запаслись даже кое-чем трофейным. Нередко по вечерам, когда уже темнело, немецкие самолеты на бреющем полете сбрасывали окруженному гарнизону на парашютах боеприпасы и всяческую снедь — тут и датская ветчина, и норвежские консервы, и бельгийский шоколад… Некоторые из этих посылок попадали в наши руки. Было и вино, название которого так и не могли понять. Само собой, постарались наши кулинары — приготовили жареную печенку с картошкой. Бойцам и командирам раздали посылки из тыла.

С радостью необыкновенной и тихой читали письма из дома. Старались читать их в сторонке, не на виду, чтобы болью не задеть сердца тех, кто писем не получил.

Из политотдела прислали листовку, в которой были такие слова:

Не в залах дворцов возле
                елок зажженных,
Не в пляске веселой
                кружась, —
В морозных окопах, в полях
                заснеженных
Мы встретим 12-й час!

И вдруг приказ: бронепоездам выйти в огневой налет, отразить контратаку врага в районе узла. Атаку отбили. Потом начали штурм опорных пунктов вокруг депо. Пехота овладела водонапорной башней, несколькими кирпичными зданиями. Из землянок, блиндажей, дзотов потянулись пленные. Горело депо, какие-то станционные здания. Приступили к делу саперы — началась опасная работа по разминированию.

Бой за железнодорожный узел продолжался еще два дня. И, наконец, узел взят. В плен захвачен начальник гарнизона Засс с 57 офицерами. Только из центра города доносится гул боя: это горстка фашистов, засевших в старинной крепости, продолжала сражаться.

Буквально ворвался к нам в землянку корреспондент «Известий» капитан А. Кузнецов.

— Ну, старший лейтенант, здорово сработано. Мы же все видели. Понимаешь, видели! — быстро говорил он. И вдруг крепко обнял меня, затормошил: — Послушай, обещал детали, подробности — рассказывай… Только не мне одному. На вокзале Александр Фадеев, Борис Полевой, еще кое-кто из наших. Пошли.

Как идти, когда ноги не держат. Да и хлопот немало по бронепоезду. Текучев говорит:

— Сходи на часок.

На вокзале стоял бригадный комиссар Александр Фадеев, высокий, худой, обросший щетиной, в видавшей виды шинели. Борис Полевой, как мне сказали, пошел туда, откуда доносился гул боя, слышна была автоматная трескотня.

Фадеев обращается ко мне:

— Хочется попасть на допрос фон Засса. Поэтому спешу. Прошу, старший лейтенант, расскажите, понимаете, самое существенное. Не о боевых действиях, понимаете, бронепоездников — это в общих чертах нам известно, а о поведении, героизме экипажа… Люди, люди, понимаете. Самое-самое…

Я начал рассказывать. Фадеев слушал, а Кузнецов и корреспондент «Гудка» Марфин быстро записывали, примостившись на каких-то ящиках.