На войне как на войне. «Я помню»

Солдаты стали баню ставить, а мы с командиром, Иноземцевым, зашли в один из домов. Хозяйка спросила, чего хотим. Мы говорим: нам бы помыться. У хозяйки банный день был как раз, она ребятишек мыла в печке. Большая русская печь, она туда соломки постелила, там у нее чугунки с водой, и ребятишек мыла. Иноземцев поменьше меня, он залез и сидел там удобно, по бокам вода – холодная и горячая, веничек, париться можно. Потом я помылся, приходилось немного пригибаться, но печь глубокая, если лечь, ноги только по колени торчат из дверцы. Сядешь, подтянешь ноги и хорошо. Окатываться в сенцы выходили. Ребята остальные тоже, кто договорился, помылись, но в основном ждали, пока баню поставят. А что там баня, щели тряпьем затыкали, уже зима начиналась, но мы попарились отлично.

Взвод получил новые ружья, Симонова. Пополнились, помню, ребята из Молдавии к нам пришли, с одним из них, Сашей Зааком, мы сдружились. Мне командир говорит: выбирай самых здоровых, чтобы ПТР могли таскать. Вот, я Сашку стрелять учил. Говорю ему: приклад плотней к плечу прижимай, у ПТР отдача была очень сильная. Шибануло его первый раз здорово. Учили ребят тактике боя, на собственном опыте, полученном в Заполярье. Беседы проводили, оружие изучали.

В феврале погрузились в ж/д вагоны и поехали в западном направлении через Польшу на Дрезден, Польша уже освобожденная была. Не добрались мы до Дрездена, бригаду быстро повернули на юг, на Моравску-Остраву, в Чехословакию.

Погода была отвратительная, конец марта, дожди. Местность болотистая, наши танки и самоходки не смогли пройти, в общем, атаковали в основном пехотой. В районе Моравска-Остравы немцы очень сильно укрепились. Дома с каменными фундаментами, в каждом подвале огневая точка. Артиллерия дом разрушает, а они из подвала все равно по нам бьют. Немцы нас обстреливали днем и ночью из минометов и артиллерии. Иногда только свист слышишь, снаряд рядом проходит.

Саша Заак погиб от пули в первых боях. Я считаю, от недостаточного опыта. Хотя и учили мы молодежь, как правильно перебегать, маскироваться, в горячке первого боя многие все забывали.

Под Остравой же погиб и мой командир, Григорий Иноземцев. Я уже говорил, что к спиртному был равнодушен, потому и запас спирта хранился у меня, а Григорий Александрович выпить любил. Пожалуй, единственный его недостаток. Уж как я его уговаривал, а он: налей да налей. В Чехословакии кушать часто приходилось то, что в домах найдем. Это не Россия, где все выжжено. В Польше и Чехословакии немцы все сохранили. В подвалах консервы, сало, живность у жителей была. Достали мы поросенка, сели мясо жарить, подошли еще автоматчики, командир меня уговорил, выпили.

Вдруг идет подполковник Евменов Ефим Георгиевич, наш комбриг. Видит, бой идет, мы сидим, закусываем.

– Иноземцев, – говорит, – бери связного, – был у нас один карел связным, – Осипова, пома своего, и давай, принимай командование стрелковой ротой. Доберешься до них, доложи, как и что, и продолжай наступление. Мы вас пулеметами и минометами поддержим.

Эта рота штурмовала высотку, на которой стояли дома, занятые немцами. Командир роты был ранен, стрелки залегли у подножия высоты, и связь с ними пропала. Они и не отступали, и не наступали, видимо, немцы их прижали огнем.

Мы дошли до дороги, которая шла параллельно переднему краю, залегли в кювете, до наших около трехсот метров оставалось, но немцы сильно били из минометов. Знаешь, такие маленькие ротные минометы у них были, как и у нас. Через дорогу идти опасно, заметят, день-то ясный стоял, видимость хорошая. Я ему говорю: давай обойдем где-нибудь сбоку. Он выпивший был: нет, говорит, здесь пойдем. И рванул вперед, я за ним, потом связной с катушками и наши морпехи. Немцы заметили, начали по нам стрелять. Наши минометчики тоже по ним активно бьют. Сто метров оставалось до залегшей роты, Иноземцев был справа от меня, метрах в шести, когда его ранило. Я к нему подполз, у него небольшая рана на затылке. Он говорит: Вовка, перевяжи меня. Индивидуальный пакет у него взял, перевязал. Стрелку говорю: тащи его в санчасть, а сам со связным и другими автоматчиками вперед быстрей пополз, чтобы из-под обстрела выйти. Следом за нами еще морпехи пошли, второй эшелон, и высотку эту мы быстро заняли. О том, что Григорий Александрович погиб от этого ранения, я узнал позже, во львовском госпитале.

Наступление на Моравску-Остраву продолжалось. 23 марта я участвовал в очередной атаке. Услышал, как летит мина, и где-то недалеко за мной – взрыв. Я прибавил ходу, вперед. Вдруг впереди взрыв. Упал на мокрую землю, в грязь, и какое-то время инстинктивно полз вперед. Только потом почувствовал боль в левой кисти и заметил кровь на руке. Перевязал себе руку и догнал своих ребят, которые закреплялись на новом рубеже. К вечеру перестрелка стихла, пошел в санчасть. Там посмотрели, перебиты кости двух пальцев, фаланги на коже висят, рана вся в грязи, возможно заражение, отправили в санбат. В санбате ампутировали пальцы, обработали рану и на попутной машине переправили в эвакогоспиталь, во Львов.