На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

Идет нудный, затяжной дождь. Курсанты шутят: «Начальство специально выбирает ноченьки потемнее да пострашнее». Приятного, естественно, в подобных учениях мало – это ясно и дураку. Однако была в них, безусловно, и своя неопровержимая логика, в которой, в общем-то, никто не сомневался, и суворовская поговорка «тяжело в учении, легко в бою» до предела проста и бесспорна.

Готовясь к предстоящему походу, я сетовал на то, что, собираясь из дома, не захватил с собою красно-синего карандаша, без которого, по моим представлениям, будущему командиру нечего делать на тактических учениях. «Собирался неумело, – записал я себе на память, – взял из дома много лишнего, а не взял необходимого: именно того, что нужно курсанту военного училища при стажировке в должности командира». Откровенно говоря, я не представлял себе, что бы я делал с этим красно-синим карандашом в предполагаемом походе. Просто небольшой огрызок красно-синего карандаша, даже еще и не нужный в конкретной практике стажера, воспринимался мною как элемент самоопределения, наподобие аксельбанта штабного офицера в дореволюционной армии. Как бы там ни было, а на учениях в ту ночь так и пришлось мне шлепать по грязи, в непроглядной тьме, с тяжелым минометным стволом на плече, без красно-синего карандаша.

Не пришло, очевидно, еще время, которое, как я убедился в дальнейшем, никогда не следует торопить.

23 июля. После тяжкого ночного похода спали до обеда. Во второй половине дня отдыхали, предоставленные самим себе. Я сижу на скамейке в нашем саду под липами – здесь у нас классы на открытом воздухе. Закат! Неповторимо красивый закат! Закат, вызывающий в душе какое-то особенное щемящее и в то же время восторженное чувство. Небо все в рваных, быстро летящих облаках, подсвеченных заходящим солнцем. Суровы и колоритны устюжские закаты – густые и сочные. В них как бы отражается все существо души русского человека – души мятущейся, неуемной, противоречивой и в то же время особенно чуткой, таинственной, духовно наполненной. Я пил чай. В одной руке эмалированная кружка, в другой – кусок хлеба, намазанный маслом. Утром на базаре мне удалось купить стакан черники. Я надавил ее с сахаром и заварил кипятком. Денег, правда, осталось не более рубля, ну да на казенных харчах можно прожить и без денег.

24 июля. Дивизион сдает зачетные стрельбы. Наш взвод вновь в оцеплении. Подъем в пять утра. Идем лесом, собираем ягоды, спугнули тетерок. Смех! На место вышли к восьми часам. Сниматься приказано в четыре. Погода солнечная, но не жаркая – скорее приятно-прохладная. Вокруг такая тишина, такой покой, что не верится, будто где-то идет война. Со мной книга, и время летит незаметно. Слышны сигналы трубача, глухая трескотня выстрелов, но ухо уже не обращает на них внимания. Как же мы прежде-то не ценили таких минут духовного и физического покоя?! В мире бушует кровавая, страшная бойня. Там некогда будет отдыхать. Политрук Гераськин вчера говорил о положении на фронтах – на юге опасно, как никогда. По ротам отбирают людей с дисциплинарными взысканиями, больных, хилых, ленивых, малоспособных, бесперспективных на предмет отчисления их с маршевой ротой. Редеют учебные роты. Скоро, очень скоро в артиллерийско-минометном дивизионе вместо четырех учебных рот будет две, а к выпуску всех сведут в одну батарею, не превышавшую численностью ста сорока человек.

25 июля. На полигоне боевые стрельбы из минометов. Стрелять должны лишь сводно-показательные расчеты: два взвода пятидесяток, взвод 82-миллиметровок, один расчет полковых стодвадцаток. От нас командирами орудий восьмидесяти двух минометов 82-миллиметрового калибра назначены Радченко и Курочкин. Впервые в жизни наши курсанты собственными руками должны опускать в ствол смертоносные снаряды. Нервный холодок щекочет сердце. Я еще не знал, что существует «азарт артиллериста», когда сам процесс выведения снаряда на цель становится предметом страсти.

Стажеры готовят данные для стрельбы, разведчики работают с буссолью, готовят огневой планшет. Командиры орудий, наводчики в который уже раз проверяют установки. Курсанты, не вошедшие в состав номеров орудийной прислуги, стоят по команде «вольно» в качестве наблюдателей сзади огневых позиций, образуя полукруг. Волнуются все: стажеры – потому, что стреляют впервые, начальство и преподаватели – потому, что знают о возможности «ЧП», когда кто-то путает угломер, прицел, дополнительный заряд и снаряды падают не там, где положено, а там, где их никто не ждет.

Минометная цель – это обозначенный на земле белой известью правильный прямоугольник стандартных размеров. Расчет, взвод, батарея должны накрыть его своими разрывами таким образом, чтобы края воронок не выходили за ограничительную белую черту. На пристрелку дается не более семи мин.