На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

В темноте я различаю огонек его прямой трубки и временами оранжевый отблеск огня на его тонком восточном лице. Сидя у орудий, мы начинаем дремать. Мокрые шинели стали упругими и сидели на фигуре колоколом. Мокрое белье прилипло к телу и нагрелось его теплом. Вдали пасутся кони. О нашем существовании вроде как забыли. Время тянется нудно и тоскливо. Порой в темноте вспыхнет огонек самокрутки и тотчас голос: «Оставь сорок». Это сосед просит оставить ему докурить сорок процентов в долг. С куревом плохо. Табак дорог, и курильщики блюдут экономию.

9 августа. Три часа ночи. На батарею привезли харч. Мы не ели ровно двадцать один час и с жадностью набросились на пшенную кашу с мясом. Кроме того, полкило хлеба и кусок сала. Сытно поев, запалили костры и стали сушиться. На кольях растянули шинели. В отблесках света от них пошел густой и вонючий пар. На палках торчали сапоги, распяленные кальсоны, брюки, гимнастерки, нижние рубахи, а голые люди, чтобы не замерзнуть, исполняли вокруг костров дикий и замысловатый танец. Белье, портянки, обмундирование вскоре просохло, и можно было одеваться. Сапоги хоть и сохраняли еще влажность, но на теплую сухую портянку казались вполне сносными. Вблизи наших позиций деревня Лисицино. Не обращая внимания на протесты хозяек, мы оккупируем их жилища, скопом валимся прямо на пол и моментально засыпаем в тепле и сухости. Какое-то время я еще слышу дружный храп, ощущаю въедливый дух спящих людей, но вот и сам я, блаженно вытянувшись, погружаюсь в сладостное оцепенение сна.

– Николаев! – слышу я выкрик будто из глухого подвала и более отчетливо: – Коней украли.

Просыпаюсь, за окнами светло. Время – восьмой час. Парамонов глупо улыбается. Это, конечно же, его шутка. Многие встали, оправляют на себе обмундирование, а кто-то еще спит, укрывшись с головой хозяйским одеялом. Я вышел на крыльцо – кони спокойно пасутся поодаль, помахивая хвостами и отгоняя назойливых мух. Максим Пеконкин всю ночь дежурил у костров, поддерживая огонь, рубя хворост и поворачивая на кольях наши мокрые шинели.

– Ты, Максим, случаем, не двужильный? – затягиваясь трубкой, спрашивает нашего сержанта Мкартанянц.

– Не. Жила у меня одна – только она крепкая.

– А что делает пехота?

– Пехота – та два раза реку форсировала. На рассвете, туман еще был. И вон теперь портянки выжимает.

При ярком свете дня местность, куда мы попали, предстала перед нами несколько в ином виде, нежели вчера. Лучи солнца уничтожили зловещую таинственность в природе, а отдых в избе изгнал из души мрачные настроения. Справа от нас деревенька Лисицино и огороды, сзади неширокий луг, кустарник и дальше болото. Слева – лес. Впереди за речкой луга, усеянные фигурками пехотинцев – они отдыхают, разостлав прямо на траве свое мокрое обмундирование и повесив на колышках сапоги. Большинство из них спит, и лишь дневальные у ружейных пирамид лениво прохаживаются или сидят, понуро свесив голову. Обед им привезли в двенадцатом часу дня.

– Не кажется ли вам, друзья мои, – обратился к нам Мкартанянц, саркастически улыбаясь и выколачивая свою «капитанскую» трубку о хобот орудия, – несколько странным такое пристрастие нашего начальства к водным процедурам курсантов?! Ну, как кто-то из них того – малость свихнулся?! Как вам такое?!

Откуда же нам тогда было знать, что именно из нас готовятся командирские кадры, которым предстоит форсировать Дон, Днепр, Десну, Двину, Дунай, Березину, Вислу, Одер и бесчисленное количество рек, речек, проливов, заливов и озер.

У местных крестьян на сэкономленный сахар нам удалось выменять огурцов и топленого молока. Завтрак жидковат, но все же лучше, чем ничего. Когда теперь придет кухня и придет ли вообще?! О нас вроде как забыли. Однако в три часа пополудни, в сопровождении Синенко, на огневой появляется преподаватель артиллерии лейтенант Воронов. Лихо спрыгнув с коня и передав его одному из курсантов, Воронов предупредил, чтобы ослабили подпругу и не давали наклонять голову. Даже здесь, в условиях полевых учений, он по-прежнему был элегантен. Собрав у одного из орудий весь личный состав батареи, Воронов прочел лекцию на тему: «Полевая артиллерия в наступательном бою при форсировании водной преграды»:

– При захвате плацдарма на противоположном берегу водной преграды – реки, озера, залива – особое значение имеет своевременное подавление или прямое уничтожение огневых средств противника в предмостных укреплениях.

И Воронов прямо на местности стал показывать нам, где и в каком удалении от ориентиров и реперов могут быть «огневые точки противника».

– Стрельба полевой артиллерии, – продолжал Воронов, – ведется при этом через головы своих войск. Позиции минометных батарей, благодаря навесной траектории, могут выбираться в любом укрытии, желательно в танконедоступных местах. Что касается пушечных батарей, то для них предпочтительно занимать возвышенности, дабы при переносе огня иметь возможность свободного маневра без ущерба для собственных войск.