— Потому что она все время надо мной издевается! Она меня провоцирует и пытается увести у меня лучшую подругу!
Этот разговор будит во мне зверя. Анна София меня раздражает. Я терпеть не могу, когда люди думают, будто кто-то может им принадлежать. Кроме брачных уз «пока смерть не разлучит нас и если мы не успеем развестись до этого», нет ничего вечного — ни любви, ни дружбы. Я захожу вместе с ними в автобус и поворачиваюсь к окну. Во мне живет дух настоящего ниндзя. Анна София еще не закончила перемывать косточки Леане.
— А еще она вконец достала меня со своим «Поль то, Поль это…». Размазня. Честное слово! Мне уже хочется встряхнуть ее, чтоб она наконец заткнулась.
И чем дальше, тем больше я морщусь; я в шаге от того, чтобы вступиться за Леану. Сурая смеется:
— Ты слишком строга к ней.
— Нет, серьезно! Что она вообще в нем нашла, а?
В моем поле зрения появляется хвостик из косичек, а затем и мягкое лицо с накрашенными белой подводкой глазами. Я перестаю дышать.
— Он симпатичный.
Сердце в моей груди тяжело ухает.
— И ты забываешь о том, какой он загадочный. В нем что-то есть, какой-то особый шарм, но при этом он не выпендривается. Большинство парней в лицее слишком много мнят о себе! Они вырабатывают свой стиль, поигрывают бицепсами, но уж лучше бы они спустились с небес на землю, если хочешь знать мое мнение.
— Это уж точно, — соглашается Анна София, наконец успокоившись. — Ты с ним говорила?
— Не то чтобы очень. Но я вижу, что Леана привязалась к нему. Возможно, даже слишком сильно…
— Если она продолжить изводить его сообщениями, этот бедняга точно сбежит!
И в этом Анна София совершенно права. Моя девушка стала просто заваливать меня ими после нашего примирения. Я пытаюсь отвечать смайликами, но иногда не отвечаю ничего. Трудно быть интересным, загадочным или обаятельным по двадцать раз на дню.
— Ну это нормально, — возражает Сурая. — Она же влюблена в него.
Я правильно расслышал? Пока я стою разинув рот, у меня из рук выскальзывает телефон. Я ловлю его в самый последний момент, чтобы он не разбился от удара об пол.
Я спешу домой только по одной причине: мне не терпится поскорее надеть волосы. Сегодня я только об этом и думал, с той самой минуты, когда открыл глаза. И теперь, с порхающими бабочками в животе, я хочу этого еще больше. Я наслаждаюсь самим звучанием этих слов: «Она же влюблена в него». В Поля.
Как бы я ни хотел поскорее проскочить все этапы, я очень осторожен: я боюсь даже подумать о том, что будет, если я плохо закреплю волосы… или неправильно их расположу. Прежде всего я очищаю кожу головы. Потом обнюхиваю волосяную накладку, надеясь, что запах жидкости, с помощью которой я избавлялся от клея, уже выветрился. Я мою ее шампунем и перехожу к фазе собственно прикладывания. И понимаю, что тонзура стала больше. Это катастрофа. Теперь между моими волосами и париком пролегла четкая граница.
На моем лице последовательно сменяются все цвета радуги.
— Мам! Посмотри!
Я наклоняюсь и утыкаюсь своей шевелюрой прямо ей в нос.
— Ты видишь или нет?
— А?
Она озадаченно снимает очки.
— Они пахнут моим бальзамом с сиренью! Я думала, мы договорились, ты, маленький предатель, что ты больше не пользуешься моими средствами! У тебя же своих — целый склад!
— Ой, да куплю я тебе новый! Ты ничего не замечаешь?
Она пожимает плечами, и я поворачиваюсь к Манон, которая читает за барной стойкой, поклевывая арахис.
— Пукетта! Ну ты-то это видишь?
В качестве ответа она закрывает книгу и уходит. Папа, только что доставший пылесос, вставляет вилку в розетку у моих ног и выпрямляется, изучая меня с прищуром эксперта.
— Все нормально. Просто волосы отрастают. Тебе нужно в парикмахерскую.
На этих словах он ногой включает свою адскую машину и принимается за дело. Я в отчаянии и, вернувшись в свою комнату, тут же начинаю звонить в салон, где мы покупали волосяную накладку. Увы, у них все забито. От безысходности я прошу у мамы номер ее мастера.
— Не волнуйся так, дорогой, это почти незаметно!
— Слышать это от слепой как крот женщины нисколько не утешительно.
— Так тебе нужен номер или нет? — угрожает она, помахивая скидочной картой.
Я ловко выхватываю карточку у нее из рук. К несчастью, в этом салоне тоже очень плотная запись.
— Я не могу никуда пойти в таком виде!
Если завтра Леана заметит что бы то ни было, мне конец.
— Моя подруга Эстель сделает тебе все в лучшем виде, — вмешивается папа с перьевой метелкой в руке. — Нужно только чуток подкоротить, сущая ерунда. Если я позвоню ей, она примет тебя между двумя записями.
— Она умеет держать язык за зубами?
Мамина парикмахерша знает всех и каждого в нашем районе. И я почти уверен, что она рассказала бы первому же встречному, что Лекюре-младший прячет тонзуру под париком. Меня бросает в жар при одной только мысли об этом.
— Могила, — обещает папа. — Никто ничего не узнает.
Он заканчивает смахивать пыль с телевизора и с удовлетворенным смешком вытаскивает из кармана телефон.
— Чем чаще я вижу тебя с волосами, тем больше они мне нравятся. Не переживай так из-за этой полоски. Моя подруга приведет твою прическу в порядок.