На восьми фронтах

Вечером все же осталось время, чтобы хотя бы наспех познакомиться с Гомелем. Город произвел на нас благоприятное впечатление — опрятный, уютный, зеленый. Разрушительный молох уже вовсю грохотавшей войны его пока еще не тронул.

В корпус Петровского решили ехать втроем — Петр Илларионович Коломейцев, Олег Кнорринг и я. И тут же заспорили, когда лучше всего выезжать. Коломейцев предлагал вначале как следует отдохнуть, а уж затем — в путь. Мы же с Кноррингом настаивали на использовании ночи. Мотивировали это свое предложение большой активностью вражеской авиации в дневное время.

— Волков бояться — в лес не ходить! — горячился Петр Илларионович. — Ну а если нас все-таки атакуют фашистские самолеты, будем отбиваться…

Здесь следует сказать, что П. И. Коломейцев был буквально одержим желанием сбить хотя бы один самолет противника из винтовки или трофейного автомата, с которыми не расставался. Он вообще являлся убежденным приверженцем и хорошим пропагандистом в газете активного использования стрелкового оружия против вражеской авиации.

Мы с Кноррингом уступили.

И вот по пути к Днепру, а также и за рекой три бравых корреспондента «Красной звезды», а также их водитель дважды вступали в схватку с атаковавшими их «мессершмиттами». В итоге — боевая ничья. Они даже не подожгли нашей машины. А синяки да шишки, полученные при приземлениях в кюветах и ямах, не в счет.

И вот еще что примечательно. В первый раз стреляешь по летящему самолету из винтовки или автомата с робостью, даже со страхом. Но затем вроде бы привыкаешь, и воющие «мессеры» уже не кажутся такими страшными и неуязвимыми.

На опушке леса, за большим белорусским селом, нас остановил часовой и, проверив документы, показал дорогу к штабу корпуса.

Генерал-лейтенант Леонид Григорьевич Петровский оказался исключительно симпатичным человеком. У него было красивое лицо, на верхней губе — аккуратно подстриженные усы. Душевно поприветствовав нас, он тут же предложил испить ледяного белорусского кваску.

— Хорош напиток, а? — спрашивал Леонид Григорьевич, тоже смакуя холодную влагу. — Это местные селяне балуют нас таким замечательным квасом.

Затем, пообещав накормить нас в обед какой-то особенной грибной солянкой, Л. Г. Петровский пригласил нас к оперативной карте.

— Вот тут мы встретились с врагом, тут атаковали переправившиеся через Днепр части противника, разбили их, сами перешли реку, освободили Рогачев и Жлобин, — пояснял он. — И давно были бы за Бобруйском, придай нам две-три танковые бригады да поддержи с воздуха хотя бы полком истребителей…

Подождав, пока мы проследим по карте передвижение и бои дивизий 63-го корпуса, генерал продолжал:

— Не знаю, надо ли говорить о потерях противника. Они немалые. — Опять посмотрел на карту. — Уверен, что когда накопим побольше танков и авиации, то наголову разгромим «непобедимых» гитлеровцев. А пока же… В иные дни вражеская авиация буквально не дает пехоте головы поднять.

И тут подал голос наш Коломейцев. Спросил у комкора:

— А не пробовали залповым огнем из стрелкового оружия бить по самолетам?

— Как не пробовали! Это пока что, к сожалению, основное средство борьбы с фашистской авиацией. Но эффективность такого огня не очень большая. Правда, два самолета из винтовок мы все-таки сбили.

Это уже было кое-что.

* * *

После обеда поехали к Рогачеву. И тут нас подстерегла беда. В трех километрах от штаба корпуса наша эмка была атакована пятью вражескими истребителями. Яростный огонь из трех автоматов и одной винтовки, увы, не помешал фашистским летчикам. Машина сгорела со всем нашим имуществом вещевыми мешками, противогазами, продовольствием, боеприпасами, двумя канистрами бензина.

В таких случаях лежащие в кюветах или в других укрытиях люди приходят в себя не очень-то быстро. Особенно если после ухода самолетов продолжаются взрывы в горящей машине. Так было и с нами. Но вот подал голос Олег Кнорринг:

— Живо ли воинство краснозвездово?

— Живо, но только без лошадки осталось, — ответил ему шофер Валетов.

И тут же последовала злая тирада Петра Илларионовича Коломейцева:

— Мерзавцы! Одну легковушку впятером атакуют!

Подобрал нас водитель грузовика. И опять неудача. Не проехали и трех километров, как снова показались фашистские самолеты. На этот раз их было три. Сброшенные ими бомбы почти сразу же вывели машину из строя.

Пошли теперь пешком. Примерно через час увидели, что нас догоняют броневик, эмка и грузовая машина, в кузове которой была смонтирована спаренная пулеметная зенитная установка.

Догадались, что едет какой-то крупный военачальник. Без надежды на успех проголосовали.

Броневик прокатил мимо, а вот эмка вдруг взвизгнула тормозами и остановилась. Дверца кабины открылась, и из нее выглянул генерал.

— Кто такие? Куда?

Мы подошли ближе. Генерал внимательно оглядел нас. Это был командующий 21-й армией генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Ефремов. Мои спутники тут же подтолкнули меня вперед. Ведь они знали, что до войны Ефремов командовал войсками Забайкальского военного округа, а я был там посткорром «Красной звезды». И вот теперь…