Читаем На восточном порубежье полностью

На этот раз он достиг заветной цели, и сделал опись островов и побережья. Но те труды пошли прахом. То вышло не более, как безграмотная, непрофессиональная опись побережья, что случалось и ранее. Иван Шестаков был раздавлен. Мечты его рушились на глазах.

Прошли те годы, когда малограмотный казак-мореход шел на кочах на пролом в новые земли. Российской империи сейчас требовалось другое. Опись на основании науки геодезии. Не зря их так спешно готовили в морских училищах. Но, к сожалению, единственный геодезист экспедиции Гвоздев, на то время оказался не удел, и занимался безграмотными прожектами вместе с матросом Петровым.

Тут офицеры проявили редкостное для себя единство. Вина по их единодушному мнению бес всякого сомнения ложилась на Ивана Григорьевича Шестакова, человека далекого от морского дела. А то, что год назад, ссылаясь на ордер Павлуцкого, офицеры самоустранились от дел флотилии, в расчет ни шло. Теперь оба Шестакова, ближайшие люди покойного казачьего головы, оказались в опале и изоляции. Им нечего ни оставалось, а может и ради собственного спасения, как покинуть Охотск, и раствориться в необъятных Российских просторах. После гибели Афанасия Федотовича Шестакова, вся его фамилия, включая его, стало причиной несчастий и неурядиц Анадырской партии. Но все только начиналось, и теперь волею проведения настало очередь за другими.

Между тем Якоб Генс получил ордер, где капитан Павлуцкий назначал его командиром Охотской флотилии, и надо отметить, это его крайне огорчило.

Не беря в расчет, как убытки, изрядно подорванное здоровье, можно считать винокуренный бизнес Генса весьма удачным, приносящего достойную прибыль. Да и как иначе, если откуп и десятину платить не кому, конкурентов тоже нет, а сырье и работный люд почти за даром. Через дурманящее действие зеленого змея Якоб быстро превратил местного тунгусского князца Олая с родниками, в поставщиков ягодного сырья и рабами огненной воды.

С тех пор и повелось, что в шаманских обрядах общение с духами без возлияния не обходится. Оно и понятно, спирт дурит голову еще как! Сам человек без труда превращаешься в бестелесного духа.

Ну, а наши мореходы: Генс, Федоров, Гвоздев, Петров, пребывая в неги и сытости, между собой ни ладили крепко. Особенно всеми не любим был Якоб Генс. В первую очередь по причине заносчивости и пьянства, ну и конечно как виновник всех служебные неурядицы.

С первого дня, все как то ни так складывалось у Анадырской партии с Охотской флотилией. Вроде и интерес есть, и пользы ждать великие можно, а все не так.

Хочешь того или нет но служба есть служба. Якоб Генс понимал это хорошо. Свернув за лето винокурню, что по сути было главной мечтой и делом его жизни, штурман и командир флотилии Генс начал подготовку к походу.

Подштурман Федоров и геодезист Гвоздев тоже закрыли свою таможенную службу, к превеликой радости торгового люда, да и самого Охотского комиссара.

Сейчас офицеры флота обсуждали предстоящий поход. Состояние дел было удручающим, и страсти разгорались не шуточные.

— Господа! Задача, поставленная Павлуцким проста! — мямлил, будучи всегда с похмелья голландец. — Собрать на корабли весь служилый люд Анадырской партии, все имущество и доставить в Анадырский острог. Прошу прекратить наши распри и выполнить службу данную нам императрицей. Кои будут ваши соображения? Господин Федоров! Я наслышан что ты интересовался состоянием нашего флота.

— Он в крайне прискорбном состоянии! — грустно сообщил подштурман. — На таких судах разумный человек в открытое море не выйдет. Фортуна по прибытию разобрана, и ныне попросту штабель тесанных плах. Пеньковые веревки, коим шит корпус полностью пришли в негодность. Отписали о том в Якутск, а когда будут не ведомо.

Бот «Восточный Гавриил» тоже пребывает в плачевном состоянии. Я имел честь его досмотреть. Железный крепеж у бота только на киле, а далее все деревянными клиньями и распорками делано.

— По бедности нашей все, — встрял себе в оправдание комиссар Охотского острога Семен Лыткин, неожиданно вспомнив, как пустил на топоры, часть железа полученного для строительства бота.

— А после разбою, — продолжил Иван Федоров, — что у Тауйского острогу приключилось, все разболталось, и теперь бот скрепит жутко, жди что развалиться. Можно считать, что во флотилии лишь один бот «Святой Гавриил». Судно справное, на совесть сделано. И все от чего, что крепеж железный, из Санкт-Петербурга привезенный. А мы все по старинке, норовим деревянный клин вбить.

— Прежде, господа, надо разобраться сколь груза и служилых людей требуется перевести, — разумно молвил Гвоздев.

— А кто может доложить сколь у нас провианту и всякого припасу.

— На то у нас есть главный квартирмейстер бывший матрос Петров, приятель Гвоздева, — чему то улыбнувшись, сказал Федоров.

— Знакомое имя! Я уже слышал о нем ранее, но вот не могу вспомнить! — пробормотал Генс, и далее распорядился караульному солдату. — Главного квартирмейстера Петрова знаешь?

— Так точно! Как не знать!?

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги