Читаем На восточном порубежье полностью

— Князь, Алексей Михайлович! — обратился секретарь Сената к Черкасскому, которого изрядно утомили пустые замечания адмирала. — Вот вы долгое время пребывали в качестве Губернатора Сибири, и должно более сведущи о тамошних диких инородцах. Не уж-то нашим солдатам, вооруженных фузеями они опасны?

— Как же, как же! Наслышан от воеводы Якутского и Анадырского приказчика! Есть там народец, что казаки чукчами прозвали, а их землю Чукотским носом. То у самого восточного моря, на краю земли. Река там немалая Анадырь, через тот нос протекает. Сладили казаки острог, что оказался прямо в центре тамошней немирной землицы. С виду чукчи напоминают самоедов, что по землям северным, полуночным живут, но те народ смирный, а эти дюже люты. А на счет фузей извините! Казаки Анадырские кроме самопалов старых ничего не видели.

— Господа! У меня в приемной дожидается некто Афанасий Шестаков. Он долгое время служил в Якутске, тамошним казачьим головою. Сей казак подал челобитную в Сенат, и теперь дожидается решения. В челобитной он излагает прожект приведения тех земель в покорность Его Императорскому Величеству.

— Это, что? — Недовольно фыркнул адмирал. — Нынче мужики взялись государственные дела править. Следует его высечь, да отправить обратно в Сибирь!

— Вы адмирал не горячитесь! — успокоил его князь Черкасский. — К таким казакам надо прислушаться! Он про Сибирь более других знает, и не понаслышке.

— Более скажу! Казак грамотен, и приложил карту тех земель, с островами и землями о которых я как главный географ империи, даже понятия не имею. — Добавил Иван Кириллович, раскладывая на столе карту Шестакова.

Адмирал Сиверс с нескрываемым любопытством склонился над картой, где многие надписи были весьма любопытны.

— Такое трудно сочинить! Но заметьте, нет ни одного геодезического замера.

— К сожалению, тамошние мужики — поморы, как впрочем и Архангельские, сим высоким наукам не обучены.

— Ну, что господин секретарь Высокого Сената показывайте своего мужика. Весьма любопытно взглянуть. — примирительно молвил Сиверс.

В кабинет Кирилова Иван Кирилловича, секретаря Сената, вошел якутский казачий голова Афанасий Федотович Шестаков. Под пристальными взглядами сановитых вельмож, он прошел в центр зала и остановился. В нем не чувствовалось ни раболепия, ни растерянности. Для человека с детских лет привыкшего к опасностям и неожиданностям эти чувства далеки. Его более беспокоили мысли этих людей, от которых сейчас зависела судьба его помыслов, и тех, кто остался на далеких окраинных берегах. То более походило на состояние охотника неожиданно оказавшегося вблизи хищного зверя, и замершего до того мгновения, когда зверь проявит себя, либо миром, либо свирепой атакой. Чем раньше схватишь этот момент, тем больше шансов выйти победителем. Но здесь все считали себя охотниками.

— Дюжий мужичина, и похоже не прост, — подумал адмирал.

— Умен, сразу видать, — оценил Кирилов.

— Настоящий Сибиряк! Такой хоть чего добьется, лишь смерть его остановит. Им бы и поручать далее, землицу восточную проведывать, да не мешать указами, — заключил князь Черкасский, и, на правах старшего, задал первый вопрос. — Откуда родом будешь казак?

— Сибирский я коренной! Еще дед мой, из поморов Пустозерских, как на Енисей пришел северным морем, так и остался. Верстался в Туруханском остроге в казаки, с тех пор и служим государю батюшке. Отец в Якутский острог перебрался, ну а я по его стопам с малолетства в Якутске. Подьячий, Александр Еремеичь, что в приказной избе писарем служил! Царство ему небесное! Обучил меня грамоте, да языкам тамошних инородцев. Вот более по грамотности и выслужился до казачьего головы.

— А, чего в Санкт-Петербург съехал? Аль Якутск опостылел? — продолжил дознание Черкасский.

— Что ты господине князе! Я всей душой там. Вот как решите мои чаяния, так я до Якутска обратно откочую.

— Зрели твою карту. Прямо скажу много там неведомых земель. Но верна ли? Может то вымысел? За карту кто ответчик? — удивительно спокойно, и даже миролюбиво спросил адмирал Сиверс.

— Эту карту рисовал мой племянник Иван Козыревский. Ныне он человече монашеского постригу, и проживает в Якутске. В основе лежат походы Атласова. Иван состоял у него на службе долгое время, и рисовал с его слов. После сам хаживал на кочах, по Курильской гряде, другие казаки свое сказывали, а я уж батюшка, за сии художества головой ручаюсь. Вот ежели открыть в Якутске школу обучения казачьих детей геодезии, и обратить их на отыскание и покорение новых земель, на службу, к коей они совершенно обычны, то все по науки будет, и то пользам великим быть!

— Поведай вкратце сенаторам свои чаяния и заботы. Отвечай толково, да без утайки, — распорядился Иван Кириллович.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Великий Могол
Великий Могол

Хумаюн, второй падишах из династии Великих Моголов, – человек удачливый. Его отец Бабур оставил ему славу и богатство империи, простирающейся на тысячи миль. Молодому правителю прочат преумножить это наследие, принеся Моголам славу, достойную их предка Тамерлана. Но, сам того не ведая, Хумаюн находится в страшной опасности. Его кровные братья замышляют заговор, сомневаясь, что у падишаха достанет сил, воли и решимости, чтобы привести династию к еще более славным победам. Возможно, они правы, ибо превыше всего в этой жизни беспечный властитель ценит удовольствия. Вскоре Хумаюн терпит сокрушительное поражение, угрожающее не только его престолу и жизни, но и существованию самой империи. И ему, на собственном тяжелом и кровавом опыте, придется постичь суровую мудрость: как легко потерять накопленное – и как сложно его вернуть…

Алекс Ратерфорд , Алекс Резерфорд

Проза / Историческая проза