На высотах твоих

Десять минут спустя, направляясь из Букингемского дворца в Дом Канады, Джеймс Хауден с улыбкой перебирал в памяти эти эпизоды. Он восхищался решительностью принца неизменно избегать всяческих формальностей, несмотря на то что, когда обладаешь таким постоянным рангом, как супруг королевы, можно было бы эту самую непринужденность то напускать на себя, то нет — по собственной прихоти. Именно постоянство такого рода вызывает к человеку уважение, а вот политики — как, например, сам Хауден — всегда помнят, что сроку их пребывания на посту в один не столь уж далекий день придет конец. Безусловно, в Англии большинство выходящих в отставку министров кабинета награждаются титулами в память об их добросовестном служении стране. Однако в наши дни система эта так старомодна… абсурдная головоломка. В Канаде все это будет выглядеть еще смешнее… граф Оттавский, ни больше ни меньше. Вот позабавились бы его коллеги!

И все же, если признаться честно, он полагал, что обязан тщательно изучить предложение королевы, прежде чем отвергать его окончательно. В том, что леди говорила о необходимости отличия Канады от Соединенных Штатов, был смысл. Возможно, он все-таки должен прозондировать свой кабинет, как обещал. Если это на благо страны…

Граф Оттавский…

* * *

Однако он не только не стал прощупывать членов кабинета по этому поводу, но и вообще вплоть до сей минуты в Вашингтоне никому ни словом не обмолвился о предложении королевы. Сейчас, умолчав об упоминании королевой его собственной персоны, Хауден в окрашенных юмористическими нотками тонах передал Артуру Лексинггону содержание состоявшейся в Букингемском дворце беседы.

Закончив, он вновь взглянул на часы и убедился, что до того момента, когда им предстоит пересечь Пенсильвания-авеню и направиться к Белому дому, осталось всего пятнадцать минут. Поднявшись, он опять прошагал к открытому окну гостиной.

— Ну и что вы думаете обо всем этом? — спросил он, не оборачиваясь.

Министр иностранных дел сбросил ноги со скамеечки и, встав, потянулся. На лице его отражалось веселое недоумение.

— Это, конечно, будет отличать нас от Соединенных Штатов, спору нет. Вот только, по-моему, не в том и не так, как хотелось бы.

— Мне тоже так подумалось, — ответил Хауден. — Но должен признаться, что, на мой взгляд, вот это соображение ее величества насчет отличия может быть хорошо воспринято публикой. В будущем, знаете ли, любая вещь, что поможет Канаде выделяться каким-то своеобразием, обязательно обретет особую важность, — он почувствовал на себе испытующий взгляд Лексингтона и добавил: — Но если вы так против, забудем об этом. Просто в свете просьбы нашей леди я считал, что нам следует обсудить это предложение всем вместе.

— От обсуждения-то никакого вреда не будет, как я полагаю, — согласился Лексингтон. Он вновь принялся расхаживать по длинному ковру.

— Дело в том, — осторожно проговорил Хауден, что мне хотелось бы, чтобы именно вы подняли этот вопрос в кабинете. Уверен, что было бы много лучше, если бы инициатива исходила от вас, а я тогда бы смог подождать со своим суждением до тех пор, пока не выскажут мнение остальные.

— Я бы хотел подумать, премьер-министр, если не возражаете, — с сомнением в голосе протянул Артур Лексингтон.

— Конечно, Артур. Как вы сами решите.

«Совершенно очевидно, — решил про себя Хауден, — если уж этой темы вообще касаться, то подход к ней требуется чрезвычайно осторожный и осмотрительный».

Лексингтон приостановился у полированного столика с телефоном. Криво усмехнувшись, спросил:

— Может, до нашего свидания со своей судьбой кофейку попросим?

Глава 2

Через разделявшую их полоску газона президент окликнул своим глубоким грубовато-добродушным голосом группу нервно суетившихся фоторепортеров;

— Вы, ребята, уже отсняли пленки на два полнометражных фильма!

Повернувшись к стоявшему рядом премьер-министру, спросил:

— Как думаете, Джим? Пройдем внутрь и приступим к работе?

— Жаль, конечно, мистер президент, но, видимо, придется, — ответил Джеймс Хауден.