На взлёт!

– Ой-яу! – по-халфатийски пронзительно отдал Дик команду снижаться.

Грифон выполнил приказ с такой готовностью, что Дик едва не уехал по его шее на голову. К счастью, летели они невысоко, приземление прошло быстро. Опустился Раскат на каменную «ступеньку» – правда, не на том берегу, который нужен, но это пустяки.

Вот только не улетел бы грифон, пока Дик бегает за седлом!

– Харр, Раскат! – вытянул Бенц перед собой руку ладонью вниз.

Грифон послушно сел, обернув лапы длинным хвостом.

Дик понесся вброд через неглубокий поток.

Седло обнаружилось там, где Бенц его оставил. Оно было мокрым от росы, а под ним лежала узда. А неподалеку зияла расщелина, где Бенц «похоронил» Раската. Парень усмехнулся, увидев разбросанные у входа увядшие ветки, связанные обрывками шейного платка.

Вскинув на плечи седло и переходя поток обратно, Дик не в первый раз подивился: как может громоздкое с виду сооружение быть таким легким! Замечательные у халфатийцев седельные мастера!

Грифон охотно дал себя растереть сброшенной рубахой Дика.

– Ты отлежался, мой хороший? – спросил Дик, водя рубахой по шерсти. – Отлежался, выбрался и пошел искать меня, дурака?

Раскат добродушно заклекотал.

Швырнув на камни рубаху, превратившуюся в тряпку, Бенц накинул на голое тело куртку и принялся седлать своего замечательного зверя. Уроки Райсула не прошли даром: руки сами расправляли пришитый к седлу потник, затягивали подпругу, щелкали пряжкой.

Грудь Дика едва не разрывалась от благодарности к Раскату, который не забыл его. Правильно говорил Райсул: грифон сам выбирает всадника.

Обычно Дик летал без длинных плотных лент, которыми положено привязывать себя к седлу. Но предстоял долгий путь, и Дик аккуратно завязал ленты на своей талии.

– Кхай! – звонко выкрикнул он команду, и грифон мощно оттолкнулся задними лапами от земли. Ударили крылья – и прыжок превратился в полет.

И опрокинулось, качнулось над головой небо!

И ударил в лицо великолепный горный ветер!

И хором запели, удаляясь вниз, водопады!

И... и...

И выполз из-за скалы пиратский корабль. Так близко, что в распахнутой смотровой щели капитанской галереи Дик безо всякой подзорной трубы увидел Гьеру и какого-то незнакомого небохода.

Рука Гьеры лежала на рукояти заткнутого за пояс пистолета.

– Кхай! – взвыл Дик дурным голосом.

Раскат послушно начал набирать высоту – медленно, слишком медленно! И слишком близко от корабля!

На таком расстоянии Гьера вряд ли промахнулась бы. Но медлила, потрясенно раскрыв рот. Она не ожидала увидеть прямо перед собой врага на золотом грифоне – и потрясенно застыла, теряя драгоценные мгновения, такие удобные для убийства.

Наконец женщина поняла, что это ей не мерещится. Лицо ее исказилось, рука выхватила из-за пояса пистолет.

Спутник Гьеры схватил ее за запястье. Бенц не разобрал слов, но все было ясно и так: он говорил, что грифона с одной пули не убьешь, а подраненный зверь порвет полкоманды.

Гьера второй рукой ударила мужчину в лицо – жестко, в кровь. Высвободилась, вскинула пистолет... но грифон уже поднялся так, что потолок капитанской галереи закрыл его от Гьеры.

Лихая пиратка, придерживаясь левой рукой за раму смотровой щели, высунулась наружу так, что зависла на головокружительной высоте, и выстрелила вслед Бенцу. Но какой уж прицел в такой немыслимой позе? Пуля ушла куда-то, рассекая ветер.

А Дик поднимался все выше. С палубы на него глядели ошалевшие пираты. Стрелять не пытался никто. Безумной на корабле была только Гьера. Больше не было желающих злить ни грифона, ни его отчаянного всадника.

Но вот леташи очнулись, забегали по вантам, засуетились со снастями – видимо, Гьера прокричала им команду в переговорную трубку.

Бенц счастливо расхохотался.

Погоня? Да пожалуйста! Сколько угодно! Раскат куда маневреннее судна, даже сравнивать смешно. Правда, в отличие от корабля, грифон может устать. Но продержаться надо только до темноты, а ночью какое преследованье...

И Дик склонился вперед, громко называя своего крылатого друга всеми ласковыми халфатийскими словами, какие мог вспомнить.

ОЖЕРЕЛЬЕ-VII. ДВЕ РАЗГНЕВАННЫЕ ЖЕНЩИНЫ И ОДИН КОЛДУН

1

В самом аду нет фурии страшнее,

Чем женщина, которую отвергли.

(У. Конгрив)

– Что значит – бежал? – очень ровно спросила принцесса Энния.

Бургомистр напустил на лицо любезно-огорченное выражение и развел пухлыми ладошками, скрывая злость и страх.

Наглая девица была не только принцессой могущественного государства. Она была еще и невестой принца Джиакомо – бургомистр был на их помолвке. Принцессу не выставишь за порог, как горластую торговку, пришедшую пожаловаться на сборщика налогов.

Да, бургомистр надеялся скрыть побег государственного преступника. Но как его скроешь, если принцесса вознамерилась присутствовать при казни? Ей пора возвращаться домой, в Альбин, а она задержалась из-за глупой прихоти.