На Забайкальском фронте

На шестой день войны на Востоке штабные радисты поймали на чужой волне удивительную новость: Япония решила капитулировать! И как ни лил свирепый дождь, как ни бесновался разгулявшийся ветер — бурная радость мигом взбудоражила всю бригаду. Конец войне! Новость была пока непроверенная, неофициальная, и все-таки она обрадовала всех. Промокшие и уставшие до смерти гвардейцы орали, плясали и обнимали друг друга. Бойко застрекотали автоматные очереди, в дождливое темное небо взлетели разноцветные ракеты, заухали, будто захохотали от радости, танковые пушки.

Разведчики ликовали до глубокой ночи. Потом поставили палатку, застелили мокрую землю пахучими сосновыми ветками и легли спать. Но от волнения не спалось. Ермаков уснул только под утро. А вскоре его разбудил Шилобреев.

— Вставай, Чибисов вызывает.

Иван часто заморгал глазами, облизнул сухие губы, спросил:

— Что там стряслось?

— Это он сам тебе скажет.

В полутемной палатке пахло хвоей и мокрой землей. По брезенту барабанил дождь. Откуда-то доносилась игривая мелодия сигнальной трубы: «Бери ложку, бери бак…» Ермаков крякнул, зевнул и недовольно упрекнул своего помощника:

— Не вовремя разбудил. Я в Ольховке во сне побывал, а ты со своим Чибисовым…

Начальник разведки капитан Чибисов пожал Ермакову руку, предложил складной стул. В его черных с хитринкой глазах светилась таинственная задумка, неведомая пока Ивану.

— Выходит, с победой тебя, — сказал он, разворачивая карту.

— А я иду и думаю: чего это вдруг разведка понадобилась? — признался Ермаков, разглядывая капитана. — Не иначе, думаю, хотят вручить мне отпускную бумагу.

— Про бумагу ты рано. Тут еще работы невпроворот…

— Почему рано? Война же кончилась.

— Да, Япония заявила о капитуляции, но армия еще сопротивляется.

И Чибисов объяснил, в чем состоит трудность. Надо принять капитуляцию Квантунской армии, но догнать полки не на чем — вышло горючее. Бензовозы в такую распутицу не пройдут, самолеты пришиты к земле грозовыми дождями. И вот комбриг приказал слить со всех машин хотя бы по ложке, по капле горючее, заправить один взвод и послать его в расположенный на пути городок Юхань — разоружить там японский полк или батальон.

— Так что начищай, Иван Епифанович, награды, бери своих разведчиков и крой в путь-дорогу.

Пока танкисты сливали горючее, десантники толкались возле тридцатьчетверок, толковали о том да о сем. У командирской машины сгрудились бойцы отделения сержанта Шилобреева. Это ядро ермаковского разведвзвода. За войну они так сдружились, что порешили единодушно не расставаться до конца жизни, поселиться на реке Шилке и жить сообща на одной улице.

Впрочем, этому решению способствовало еще одно обстоятельство. Никто их не ждет дома. У Ахмета отец погиб на фронте, мать умерла еще до войны, у молдаванина по прозвищу Сулико всю семью сожгли фашисты вместе с хатой. А Санька Терехин даже не помнит родителей — рос у бабки.

А поселиться они решили после войны в деревне Ольховке на родине командира взвода. Даже распределили, кто чем будет заниматься. Филиппу Шилобрееву, как заядлому рыбаку, дали должность бригадира рыболовецкой бригады — чтоб снабжал колхоз рыбой. Саньку Терехина определили в конюхи. А радист Сулико сам себя определил садоводом и пообещал дружкам вырастить над Шилкой такие сады, что ни в сказке сказать, ни пером описать…

Разведчики уже готовы были отправиться в Ольховку, но вот произошла задержка — посылают в Юхань.

— Не поймешь, что творится, — забрюзжал Санька Терехин. — То победа, то обратно на задание…

— Темный ты человек, Саня, и совсем позабыл военную службу, — упрекнул его Ермаков.

Терехин вопросительно посмотрел на командира:

— Почему позабыл?

— Очень просто. Задержал ты, к примеру, на границе матерого диверсанта. Стоит он перед тобой, руки поднял. Что ты будешь делать с ним? Отпустишь домой? А сам подашься пить чай? Так, что ли?

— Жениться он задумал, вот и спешит, — пошутил Ахмет.

— Да, ребята, Саньку оженить придется первым, — деловито рассудил Шилобреев. — Потому что у него неблагополучно с внешним видом. За ним уход нужен.

— Кто за него пойдет? — недовольно съязвил Ахмет.

— Не волнуйся, потом и тебя женим, — успокоил его Филипп. — Всем женки потребуются: скучно без них.

Ермаков, затянувшись махорочным дымом, сказал мечтательно:

— Теперь уж скоро по домам. Может быть, на последнее задание едем. Эх и заживем мы, братцы, в Ольховке. Лучше некуда!

Солдатские мечты оборвала короткая команда.

— По машинам! — крикнул Ермаков, и десантники привычно вскочили на танки.