На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке

К этому времени относится знакомство Шварцера с уполномоченным Иностранного отдела Игнатовским, который свёл Илью со своим шурином Станиславом, закордонным агентом. Для них была разработана операция по «оседанию» в Львове, принадлежавшем тогда Польше. Шварцер должен был внедриться в какое-либо «значимое» польское учреждение, «построить карьеру». Станислав руководил операцией. Во время первой ходки на советскую сторону для отчёта он наткнулся на польскую стражу, оказал сопротивление и был застрелен.

Узнав об этом из газет, Илья в тот же день сбежал, выехал поездом в Варшаву, где у него имелся родственник, владелец перчаточной фабрики. Освоившись в новой обстановке, Шварцер перебрался в Бельгию, где устроился инспектором в Синдикат по строительству железных дорог и мостов. До 1940 года он получил профессию инженера, побывал во многих странах Западной Европы, специализируясь на военно-промышленной тематике. Шварцер встретил 1940 год в Португалии, где при его участии осуществлялась программа модернизации авиазавода «Бреге», выпускавшего для Франции транспортные самолеты. На континенте в самом разгаре была война, и под нажимом немцев португальская полиция арестовала Шварцера как агента Франции. Он оказался в лиссабонской тюрьме «Форт-де-Кашилес». После долгих мучений ему удалось получить за немалые деньги кубинский паспорт. Шварцера освободили, и с первым же рейсом он вылетел в Гавану.

На Кубе Шварцер обратился в министерство обороны, предложив программу модернизации кубинских заводов, чтобы наладить выпуск военной продукции. Девиз всего проекта – «Промышленность Кубы – победе союзников» – президенту Батисте понравился, и он поддержал Шварцера, интересовался ходом дел, оказывал содействие, торопил. Однако всё уперлось в американцев, которые не хотели конкуренции в сфере вооружений, да к тому же у себя под боком. После всех неудач Шварцер создал фирму «Индустриа де Дефенса», которая, как позже выяснил Гаранин, не имела ни реального веса, ни солидных заказов.

По словам Шварцера, действия американцев открыли ему глаза на истинную политику Соединённых Штатов на Кубе и в Западном полушарии. Он «признался» Гаранину, что собирается написать «антиамериканскую книгу разоблачительного характера». Он понимает, что последствия для него могут быть тяжёлыми, но он должен раскрыть кубинцам и Латинской Америке всю правду о лицемерии американцев. Попутно Шварцер пытался ознакомить Гаранина с документами военного характера, содержанием своей обширной переписки с военным министерством Кубы и посольством США. Гаранин отмахнулся: советская миссия подобными материалами не интересуется.

Когда не вышло с Гараниным, Шварцер решил «прощупать» другого дипломата, принёс ему пачку «секретных документов», включая секретную телеграмму Госдепартамента, которая «запрещала» Кубе развивать торговлю с Советским Союзом. Отказ взять документы не охладил стремления Шварцера к «развитию отношений». Он предложил дипломату «совершить экскурсию по Гаване», провести вместе выходной день на лоне природы, сходить в театр или какое-нибудь увеселительное заведение. Дипломат, как мог, отбивался: много работы, все дни заняты, в том числе выходные.

В отчёте для Центра Гаранин высказал мнение, что не поиски родных, а финансовые проблемы побудили Шварцера, «эмигранта поневоле», как он себя называл, обратиться в советскую миссию. В Москве считали, что при любых условиях связь со Шварцером опасна. Телеграмма Гаранина прошла по инстанциям и обросла резолюциями. Одна из них была наложена начальником разведки Фитиным: «Товарищ Овакимян! Нужно запретить «Сыну» связи с такими подозрительными лицами». И ещё резолюция Овакимяна – Грауру: «Ш. – подозрительная личность. Он может быть подставой американцев, кубинской контрразведки или антисоветских организаций в Гаване. За предложениями Ш. могут скрываться его собственные авантюры. Больше никаких встреч! 28.01.44».

Визит Громыко в Гавану отозвался всплеском «нездорового интереса» (выражение Заикина) к миссии, хотя наблюдение за нею началось ещё до её официального открытия 11 ноября 1943 года.

Люди в штатском лениво фланировали вдоль ограды миссии и по близлежащим улицам. Иногда слежка приобретала такой вызывающий характер, что приходилось реагировать на неё радикальным образом. Военный атташе вышел вечером из дому и направился в миссию, чтобы завершить работу над годовым отчётом. И вдруг, буквально на своей шее, почувствовал прерывистое дыхание одного из «топтунов». Атташе – человек крепкой комплекции, спортсмен, – резко развернулся и выставил вперёд плечо: соглядатай «на полной скорости» врезался в него и оказался на земле. Извиняться он, конечно, не стал, вскочил на ноги и растворился в темноте. После этого агенты стали вести наружное наблюдение с «более приличной дистанции».